Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере

Чайковский начал планировать свою поездку в Европу еще до появления Миллера в Северной области. Покинуть Архангельск его побуждали несколько причин, хотя трудно сказать, что именно сыграло решающую роль. Уже с конца 1918 г. он получал телеграммы от русских политиков и дипломатических представителей за границей, настойчиво приглашавших его в Париж для участия в работе так называемого Русского политического совещания. Совещание должно было представлять антибольшевистскую Россию на Мирной конференции, созванной после окончания Первой мировой войны, а возможно, также стать праобразом единого российского правительства. По словам В.А. Маклакова, бывшего посла Всероссийского временного правительства 1917 г. во Франции, чтобы иметь влияние в России и за границей, совещание должно было включить в себя «уважаемых представителей всех политических партий, которые могли бы объединиться на патриотической почве»[380]. Революционная репутация Чайковского, его роль в организации антибольшевистского движения и связи в заграничных общественных кругах должны были укрепить демократический облик и авторитет совещания[381].

Чайковский не мог не сочувствовать намерениям созвать совещание, тем более что еще до своего появления на Севере он рассчитывал поучаствовать в создании центральной антибольшевистской власти. Оказавшись в Архангельске почти случайно, он уже в сентябре 1918 г. размышлял о поездке в Самару. Затем планировал поехать в Сибирь, узнав в начале октября 1918 г. о создании на Уфимском государственном совещании Всероссийской директории, в состав которой он был избран заочно и которую Северное правительство вскоре признало в качестве верховной власти[382]. Однако информация о событиях в Поволжье и Сибири доходила на Север искаженной и с большим опозданием, нередко неделями блуждая по телеграфным линиям России, Америки и Европы. Неясность обстановки заставляла Чайковского откладывать свой отъезд до точного выяснения политического положения на востоке страны. В конце концов планы его поездки в Сибирь пришлось окончательно отменить из-за полученных в декабре сведений о перевороте адмирала А.В. Колчака, который 18 ноября отстранил Директорию от власти. Теперь с образованием в Париже представительного Русского политического совещания, казалось, центр российской политической жизни перемещался в Париж, где должна была решиться не только судьба послевоенного мира, но и, возможно, политическое будущее России. Чайковский, всегда считавший, что он может и должен сыграть более существенную роль в восстановлении страны и демократической власти, мог полагать необходимым для себя покинуть обреченный на второстепенную роль Архангельск ради «высокой» политики[383].

Помимо этого, к отъезду из Северной области его могли подтолкнуть и более глубокие личные мотивы. Несмотря на то что Чайковский сознательно встал во главе правительства в разгар Гражданской войны и согласился на введение на Севере военно-полевых судов и восстановление смертной казни, он, видимо, так до конца и не смог преодолеть противоречие между признанием необходимости насилия и почитанием человеческой личности. Характерно, что начальник штаба белых северных войск полковник В.А. Жилинский считал ключевым для решения Чайковского покинуть область следующий эпизод. 11 декабря 1918 г. Чайковский с глубоким волнением следил за подавлением мятежа недавно мобилизованных солдат 1-го Архангелогородского полка, каждые 10–15 минут справляясь о ходе событий в штабе командующего войсками. Когда же он узнал, что восставшие сдались, но Марушевский решил «довести дело до конца», а именно предать зачинщиков выступления военно-полевому суду и впоследствии расстрелу, он был подавлен. После долгого раздумья он как бы вынужденно согласился: «Да, надо довести дело до конца». Жилинский полагал, что Чайковский убедился «в этот день, что работа ему не по плечу»[384]. Необходимость нести в качестве главы правительства непосредственную ответственность за репрессии против обыкновенных людей оказалась, видимо, слишком тяжела для старого революционера, всю жизнь боровшегося против насилия со стороны власти.

Что бы ни сыграло главную роль в решении Чайковского покинуть область, но в начале 1919 г. жребий был брошен. Его отъезд в Париж был намечен на 23 января. Тем временем Чайковский принял меры с целью не допустить ослабления Северного правительства в период временного, как тогда предполагалось, отсутствия его главы. Чтобы не произошло чрезмерного усиления военной власти, полномочия Миллера как генерал-губернатора были ограничены решениями кабинета. Более того, его компетенция оказалась даже сужена по сравнению с предшественниками Миллера на этом посту. Так, командование русскими войсками области пока сохранил за собой Марушевский, а Отдел внутренних дел был еще в декабре 1918 г. передан энесу, члену Союза возрождения В.И. Игнатьеву[385].