Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере

В первые недели после перемирия с Германией в союзных кабинетах царила растерянность. Правительства Антанты не могли объявить большевиков главными врагами союзников и направить в Россию новые союзные контингенты для массированной атаки против Советского правительства. Этому мешала демобилизация армий, отсутствие денег в казне и ширящееся возмущения против интервенции среди общественности стран-союзниц, в особенности в рабочих кругах[462]. Не могли они и провозгласить кампанию в России законченной и вывести войска с российской территории, так как многие лидеры Антанты разделяли мнение об опасности большевизма. Кроме того, им казалось морально неприемлемым бросить просоюзнические правительства на произвол судьбы, как только они перестали быть полезны[463]. Вывод войск с Севера России был и практически неосуществим до возобновления навигации по Белому морю в конце весны 1919 г. Поэтому в первое время союзная политика в русском вопросе продолжала оставаться неопределенной, решение было отложено до открывавшейся в Париже в январе 1919 г. мирной конференции.

Тем временем военное положение союзников на Севере становилось все более опасным. После Компьенского перемирия и зимней остановки регулярного сообщения с Архангельском, отрезанным льдами от внешнего мира, союзники перестали присылать на Север новые войска. Белая армия по-прежнему практически не существовала, так как первые русские части только заканчивали обучение. Однако противостоявший им красный фронт быстро укреплялся. Уже в ноябре красная 6-я армия, несшая оборону на Архангельском участке, усилилась до 10 549 штыков и продолжала расти. Оборону Мурманского участка нес правый фланг формирующейся 7-й армии[464]. Усиление красных частей наглядно проявилось в феврале 1919 г., когда они отбили у союзных и белых войск город Шенкурск[465].

Еще б'oльшую проблему для союзного командования представляла быстрая деморализация среди союзных экспедиционных сил. Союзные солдаты и офицеры верили, что окончание войны на Западном фронте положит конец кампании в России. Вера эта была настолько велика, что, когда в середине ноября 1918 г. на Север пришли сведения о перемирии с Германией, за красный фронт был направлен союзный аэроплан. Он разбрасывал листовки с сообщением, что немцы вышли из борьбы, и с призывами сложить оружие. Участники интервенции, видимо, искренне полагали, что большевики держатся у власти только за счет немецкой поддержки и что поражение Германии заставит их прекратить сопротивление[466]. Когда же красные атаки только усилились, союзные войска перестали понимать, за что и против кого они воюют в России[467].

Зимой 1919 г. в союзных частях на Севере России участились беспорядки и отказы участвовать в боевых действиях[468]. В феврале 1919 г. на Мурманском фронте рота французских лыжников отказалась вернуться на боевые позиции. На Архангельском фронте деморализация во французских частях привела к тому, что к концу марта они были большей частью отозваны с боевых позиций и арестованы или направлены на тыловые работы[469]. В конце февраля отказались воевать солдаты батальона британского Йоркширского полка[470]. В марте с протестом против возвращения на боевые позиции выступила рота американского 339-го полка. Даже боеспособные части составляли петиции, протестуя против продолжения борьбы после выхода немцев из войны[471]. Хотя командованию пока удавалось восстанавливать дисциплину, оно уже не считало возможным продолжать обширную кампанию имеющимися силами[472]. Тем временем американский дипломатический представитель телеграфировал в Вашингтон, что войска вообще возможно держать в России не дольше июня, иначе может произойти бунт[473].

Сообщения о случаях неповиновения среди союзных войск в России усилили политическое давление на лидеров Антанты. Еще в январе 1919 г., встретившись на Парижской мирной конференции, главы союзных государств попытались найти компромисс, чтобы выпутаться из российской Гражданской войны и сохранить при этом лицо. По инициативе британского премьера Д. Ллойд Джорджа и американского президента В. Вильсона всем противоборствующим правительствам в России было направлено приглашение сесть за стол переговоров при посредничестве союзников на конференции на Принцевых островах. Однако эта попытка завершилась ничем из-за дружного отказа белых правительств вести переговоры с большевиками[474].