Недовольство интервенцией, не только не утихшее, но еще более обострившееся в эмиграции, подчеркивает, что его главная причина едва ли скрывалась в непосредственных действиях интервентов. Скорее она заключалась в самом представлении русских офицеров и политических деятелей о сути и характере белой борьбы. Белые офицеры и политики, выступив под знаменем патриотизма и упрекая большевиков в пособничестве немцам, крайне болезненно воспринимали свою собственную зависимость от иностранной помощи и всеми силами пытались ограничить участие союзников в Гражданской войне. Идеология Белого движения консолидировалась вокруг лозунга освобождения страны от «позорного» Брестского мира и «предателей родины» – большевиков и включала в себя значительную дозу российского национализма и этатизма, выросшего и укрепившегося в сознании общественных элит в годы мировой войны[534]
. Это не позволяло антибольшевистским военным и политикам, представлявшим различные грани политического спектра, более спокойно воспринимать присутствие иностранной, хотя и союзной вооруженной силы на российской земле. Панически страшась оказаться «марионетками» союзного командования, они пытались ограничить союзное вмешательство во внутрироссийский конфликт. Именно с этим было связано постоянное недовольство и даже придирки к союзникам. В итоге, показав себя хорошими патриотами, но плохими стратегами, белые в значительной мере сами оттолкнули руку союзной помощи, которая могла сыграть более существенную роль в их борьбе с большевиками.Союзная интервенция и население Северной области
Национально-патриотические идеи белых политиков и военных не были совершенно чужды широким массам населения Архангельской губернии. Первая мировая война не только усилила национальные и этатистские убеждения элит, но и сработала как катализатор для появления массового российского национализма. Возложив на все население страны обязанности и ответственность в связи с ведением тотальной войны, она вовлекла широкие массы в общенациональную политику[535]
. Большинство жителей Архангельской губернии поддерживали военные усилия страны, отправляя призывников на фронт, и живо интересовались сведениями с театра военных действий. Они были и потребителями массовой патриотической пропаганды, которая не жалела красок для храбрых союзников России (стран Антанты), вступивших в смертельную схватку с извечным врагом – Германией[536].Однако антигерманские настроения и зачатки крестьянского национализма не переросли в апологию национального государства, как это было у значительной части образованной общественности. Поэтому простые жители Архангельской губернии, видя в Гражданской войне во многом продолжение длительного конфликта России и Антанты с Германией, не испытывали изначальной враждебности к интервентам. Проявлявшееся периодически недовольство интервенцией было вызвано прежде всего практическими соображениями. Его определяли бытовые столкновения и конфликты, а также неоправдавшиеся надежды населения на то, что союзники принесут с собой «мир и хлеб».
Летом 1918 г. многие жители губернии с нетерпением ожидали начала интервенции. Они связывали с ней прекращение непопулярной мобилизации в Красную армию и поступление хлеба из-за границы, что могло спасти нехлебородный Север от надвигавшегося голода. Население губернии в целом благожелательно отнеслось к высадке союзников в Архангельске. Сформированные в деревнях отряды самообороны не только не противодействовали интервентам, но, напротив, помогали белым и союзным отрядам изгнать красногвардейцев из соседних деревень. Приветственные обращения и телеграммы, приходившие в Архангельск в первые недели после переворота из городов и сел губернии, говорили о сочувственном отношении населения к интервенции и белой власти[537]
. Хотя на крестьянские обращения часто влияли представители политических элит и приезжие агитаторы, массовость схожих резолюций показывает, что крестьяне были готовы по крайней мере выразить согласие с переменой власти и первоначально не противодействовали приходу интервентов.