Читаем Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере полностью

Уже с конца сентября 1918 г. при губернской земской управе действовала земельная комиссия, разрабатывавшая рекомендации по нормам землепользования. А 20 ноября 1918 г. при земельном Отделе правительства открыло работу специальное совещание из представителей земств, агрономов, юристов во главе с председателем кабинета и управляющим отделом Н.В. Чайковским. Оно собрало имевшиеся земельные законы, постановления земельных комитетов и крестьянских съездов, а также прошения и жалобы населения и выработало три законопроекта, которые были представлены на утверждение правительства[631]. Чайковский считал принятие законов неотложной необходимостью и торопил работу комиссии[632]. В итоге первый и самый главный из законов, регулирующий пользование расчистками, был принят правительством уже 13 января 1919 г., за несколько дней до отъезда Чайковского в Париж. Под руководством П.Ю. Зубова, заместившего Чайковского во главе кабинета и Отдела земледелия, 19 февраля и 4 апреля 1919 г. Северное правительство утвердило остальные законы – о пользовании арендованными казенными землями, а также участками, находившимися во владении монастырей и церкви.

Вместе взятые, эти постановления подтверждали передачу в распоряжение земств казенных и церковных земель, находившихся в пользовании крестьян. Также они впервые ограничивали размер участка, находившегося в пользовании одного домохозяйства. Максимальная площадь расчистки или арендованной земли определялась в 11 десятин на крестьянское хозяйство. И только излишки должны были поступать в передел и распределяться волостными земствами среди нуждающихся. Норма была гибкой, и в виде исключения хозяйства могли сохранять за собой избыточные площади, внося за них поземельный сбор. Главным условием владения землей была обработка ее собственными силами и использование в земледельческих или промысловых целях. Схожий принцип применялся и к церковным землям. В собственности причтов и монастырей оставались лишь земли в размере «трудовой нормы», соответствовавшей среднему крестьянскому наделу в данной волости или уезде. Остальные земли поступали в распоряжение земств для равного распределения среди нуждавшихся крестьян[633].

Как отмечал Чайковский, главной целью законов было «поддержать трудовое хозяйство»[634]. Поэтому трудовой принцип землепользования был центральным стержнем аграрного законодательства Северного правительства. Наемный труд разрешался только в исключительных случаях, например в пользу вдов, солдаток и сирот, не способных самостоятельно обработать надел, но не имевших других средств к существованию. Трудовой принцип обусловил и довольно низкий земельный максимум. Хотя норма в 11 десятин примерно в три раза превышала среднюю по площади расчистку в Архангельской губернии, правительство едва ли ставило целью создать крупные крестьянские хозяйства «столыпинского типа»[635]. Суровый северный климат не позволял наладить на таких участках товарное хозяйство. Не случайно во времена столыпинской реформы земельный максимум в Шенкурском уезде был определен в 21 десятину, а в 1919 г. губернское земство добивалось увеличения максимального размера владений до 24 десятин[636]. Но хотя Северное правительство допускало отступления от закона, чтобы обеспечить интересы трудовых пользователей, предельный размер участка увеличен не был[637].

Другой отличительной чертой северного земельного законодательства было стремление закрепить участки за отдельными домохозяйствами, выведя их из круга земельных переделов. Правительство хотело, чтобы крестьяне не боялись вкладывать в землю дополнительный труд, повышая тем самым общую производительность сельского хозяйства. Так, хозяева расчисток и арендованных земель сохраняли за собой участки в пределах максимальной нормы, даже если они превышали размеры соседних хозяйств. Также у прежних владельцев было преимущественное право на аренду своих земель после окончания установленного срока их использования. Такое ограничение не должно было ущемлять интересы малоземельных крестьян, которые могли получать дополнительные участки из фонда бывших церковных и казенных земель[638].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука