Провинциальный детектив

Повисла пауза. Анна Федоровна лениво перебирала худыми наманикюренными пальцами сваленные в кучу фотографии. Турецкий заметил в этот раз, что, по сравнению с его прошлым визитом, в доме появились признаки небрежности. Так, мелочи: те же фотографии, которые явно пролежали на столе в кабинете уже несколько дней. Вещи не на своих местах. В коридоре стихийная гора обуви. Стоявший там же велосипед был увешан куртками, подростковыми рюкзачками и прочей, создающей ощущение беспорядка ерундой. Ослабила, значит, «железная леди» вожжи… Кира от рук отбилась, разбрасывать все начала. Смородская все еще молчала, уставившись в пустоту. Потом положила на стол последнюю выуженную из кучи фотографию и резко вышла из комнаты. Он не стал ее догонять. Посмотрел на снимок. На нем был молодой парень, лохматый, преувеличенно серьезный. На руках у него – толстый глазастый младенец в вязаной кофточке. Да, Кира и в раннем детстве красавицей стать не обещала.

– Извините, – послышался голос со стороны двери.

– Ничего. Это не странно, – ответил Турецкий.

– Что «не странно»? – В голосе послышались металлические нотки.

– Не странно, что вы расстроились. Это нормально. Я вам скажу, что до этого вы подозрительно хорошо держались.

Смородская презрительно хмыкнула.

– Анна Федоровна, я вам в душу не лезу. Просто, если вы не расскажете, что у вас тут на самом деле происходило, мне будет очень трудно выполнить то, для чего вы меня наняли.

– А что вам нужно знать? – Она в притворном недоумении вскинула тонкие брови.

– Не лукавьте. Единственное «темное место» в биографии вашего мужа за последние годы – это его личная жизнь. Так вот…

Его прервал заливистый смех.

– Это вы хорошо выразились – «темное место». В яблочко! Уж точно, «темное». Темнее не придумаешь. – Она посмотрела на него, оценивая эффект, произведенный своей неожиданной откровенностью. Турецкий молчал. – Что вы хотите знать? Что вам может помочь? Я могу дать исключительно субъективную картину.

– Субъективно в той или иной степени все. В этой истории особенно. Анна Федоровна, я здесь уже третий день, и могу вам точно сказать: в профессиональной деятельности вашего мужа нет никаких зацепок. К его чести можно сказать, что бизнес был абсолютно прозрачен. Никаких долгов, проблем с партнерами. Феоктистов, конечно, не без странностей, как и все мы, но раздел фирмы обещал быть относительно безболезненным. По крайней мере, возможные шероховатости не могли стать причиной для убийства. Я, конечно, «зарядил» ребят в офисе на предмет информации о московских покупателях, но и там нас вряд ли ждет что-нибудь интересное.

– Так вы отказываетесь от заказа? – Смородская, казалось, вновь обрела спокойствие.

– Я этого не сказал. Хотя еще чуть-чуть, и я буду вынужден переадресовать вас к ясновидящей. Довольно сложно работать в ситуации, когда главное заинтересованное лицо не считает нужным быть откровенным. Анна Федоровна, вы же знали, что в бизнесе все чисто. Как бы все равно вам ни было, есть трудности, которые нельзя не заметить. По поводу Феоктистова…

– А про него я вам сама сразу сказала – без вариантов.

– Он, надо отдать ему должное, предоставил мне все документы без лишних разговоров, и вообще…

– А чего ему бояться? Вы сами видели – все чисто, да и, в принципе, ему в последнее время бояться нечего. – Женщина нарочито цинично хмыкнула.

Турецкий решил эту интонацию подхватить.

– Он, между прочим, кроме бесстрашия в свете последних событий приобрел еще и склонность пофилософствовать. Хотя, может, она у него всегда была?

– Ну уж нет! Я помню времена, когда он был очень конкретным парнем. А что, «загрузил» вас философ?

– Да не то чтобы. Просто сорокаминутную речь о том, что зло неизбежно наказуемо, вынести было сложно. Это, конечно, здорово, что он открыл для себя эту простую истину. Лучше поздно, чем никогда. Но меня несколько насторожило, что в эти рассуждения он постоянно вплетал вашего мужа. Все мы взрослые люди, и я слабо себе представляю, что такое можно сделать, чтобы настолько поразить воображение ближних и стать в их представлении эдаким воплощением зла.

На последних словах Смородская улыбнулась.

– Да, да, между прочим, все именно так и есть. Я не знаю, что конкретно Филипп имел в виду, вариантов много, но, если уж хотите называть вещи своими именами, то я вам скажу. Олег стал крайне порочным человеком. Боюсь, что он был таким всегда. Впрочем, это уже не важно. Важно то, что я хочу знать «масштаб бедствия». Я хочу знать, насколько морально уродлив был человек, с которым я прожила много лет и которого любила. Да и сейчас, пожалуй, люблю. Это мои личные счеты с моей собственной жизнью. Я хочу знать, что же он такого сделал, что его все-таки убили! И это при том, что в свое время, когда ситуация была для этого гораздо более располагающая, этого не произошло. Я хочу знать, как же он так кого-то допек? Вот так. Не больше и не меньше. Довольны?

Турецкий молчал. Снизу послышался звук открывающейся двери. Кира, наверное, пришла.