Провинциальный фотограф

– Отпустите, ради Христа, – жалко скривился фотограф, хлюпнув носом. – Мы ни в чем не виноваты, ей Богу! Мы просто заблудились.

Орлич отбросил револьвер и закурил сигару из портсигара, отобранного у пленника. Раскачиваясь на стуле, он, попыхивая дымком и явно рисуясь, начал рассказывать:

– Никто никогда не виноват. Знаете, я был офицером, когда началась Первая Балканская война в октябре двенадцатого года. Болгария, Сербия, Черногория и Греция сцепились с Турцией. Друже Орлич, сказали мне, надо выступить против турок. Выступили, разбили, образовалась Албания. А что получил Орлич? Ничего! Летом тринадцатого года болгарский царь Фердинанд Кобургский решил, что его недавние союзники захапали слишком много и начал Вторую Балканскую войну. Теперь против болгар объединились Сербия, Греция, Черногория, Румыния и побитые турки. Разбили болгар, друже Орлич опять воевал и опять не получил ничего. И никто не был виноват. Потом террористы из организации «Млада Босна» ухлопали в Сараево наследника престола вашей Австрии Франца-Фердинанда. И в драку с радостью полезли все: Германия, Россия, Сербия, Болгария, Италия, Австро-Венгрия, Турция, Англия. Кто виноват? Гаврила Принцип, спустивший курок браунинга? Убитый Франц? Кайзер Вильгельм или царь Николай? А виноват опять Орлич! Но мне надоело, и теперь я воюю сам за себя! Я здесь хозяин, понял?

«Да, – подумал Кривцов, – война портит всех: добрых и порядочных, любителей животных и хороших семьянинов, усиливает злобу и без того злых, делая отъявленными мерзавцами людей с порочными наклонностями. Как же иначе, когда противник обесчеловечен и убивать считается доблестью? В конце концов, многие сами теряют человеческий облик. И это случается не только с такими, как Орлич, наверняка отличающимся воинственностью и упрямством. А теперь к этому добавилась извращенная психика. Как же вырваться из рук маньяка и вытащить Марту? Но захочет ли он отпустить свои жертвы? Похоже, от него только одна дорога: на тот свет».

Лихорадочно отыскивая выход из смертельной западни, фотограф оглянулся и с ужасом увидел, что Марта села. Он хотел подать ей знак, чтобы она опять притворилась бесчувственной, но не успел.

– О, пташка открыла глазки, – хихикнул Орлич. – Как тебя зовут, милашка?

Женщина, поймав предостерегающий взгляд Кривцова, схватилась за голову руками и начала раскачиваться, тонко подвывая и всхлипывая.

– Что с ней? – подозрительно спросил Орлич, покосившись на пленника.

– Несчастная не в себе, – на ходу включаясь в игру, заявил Владимир. – Вы же видите.

– Выходит, ты путешествуешь в обществе умалишенной? – заржал бандит, стоявший у двери. – А баба-то ничего!

– Заткнись! – рявкнул Орлич и встал. Подойдя к Марте, он взял ее за подбородок, заставив поднять голову.

– Действительно, ничего, – наматывая ее волосы на руку, усмехнулся он, ударом по лицу пресекая попытку женщины укусить его. – Пошли, развлечемся немного!

Орлич потащил Ланкаш в смежную комнату. Кривцов рванулся следом, но грубая рука ухватила его за плечо и сильно осадила назад:

– Ты уже наигрался, – отшвыривая фотографа к стене, угрожающе сказал бандит. – Теперь наша очередь.

Он встал над упавшим пленником, держа в руках карабин. Показав в ухмылке желтые, прокуренные зубы, пнул Кривцова сапогом по ребрам:

– Пошел в угол!

– Не надо! – взвизгнула за дверью Марта, и Владимир решился.

Медленно поднявшись, он сделал шаг к наваленному в углу комнаты вороху сена, на котором всего несколько часов назад видел сладкие сны и, неожиданно обернувшись, рубанул бандита ребром ладони по кадыку, вложив в удар всю силу скопившейся злости.

Бандит засипел, страшно выпучил глаза, выронил оружие и кулем осел на грязный пол, царапая обломанными черными ногтями перебитую гортань. Схватив карабин, Кривцов добавил для верности прикладом по голове стража и подтащил к двери массивный стол. В этот момент в смежной комнате хлопнул выстрел и раздался дикий крик Орлича.

Бросившись туда, фотограф увидел бледную Марту в разорванном платье, сжимавшую в руке никелированный пистолетик. Около кровати катался по полу Орлич, закрыв ладонями окровавленное лицо и завывая, как смертельно раненый зверь.

Подскочив к нему, Кривцов разом оборвал крик, пнув главаря бандитов ногой в живот, потом схватил женщину за руку и потащил ее за собой. Но дверь той комнаты, где их недавно допрашивали, уже трещала под ударами, готовая сорваться с петель. Только массивный дубовый стол не давал ей распахнуться, впустив разъяренных бандитов.

Владимир схватил документы, деньги и свой револьвер. Крутнувшись на месте, пошарил глазами по сторонам и метнулся к очагу, выхватив из него горящую головню. Широко размахнувшись, он бросил ее на кучу соломы. Тут же вспыхнуло веселое яркое пламя, потянуло дымом.

– Сюда, быстрей! – он подтолкнул Марту к дверям смежной комнаты, вбежал следом за ней и, перепрыгнув через корчившегося на полу Орлича, выбил прикладом раму окна вместе с закрывавшими ее ставнями. – Прыгайте!