Ну, мы посуду помыли. Точнее она помыла. Я сбегал в магазин за сыром и бутылкой вина. Потом разжег камин, открыл вино, сдвинул ближе друг к другу кресла, включил торшер, погасил свет на кухне, поставил пластинку на проигрывателе. Джорджа Харрисона. И, как только он стал проситься в сердце, уселся в кресло у камина. Рядом, в соседнее кресло, забралась Катерина с парой бокалов, тарелкой сыра на подносе и фотоальбомом подмышкой.
Поначалу было все очень даже романтично. Мы пили вино, Кэт налегала на сыр и умилялась старым фотографиям. Я их уже раньше видел, поэтому сейчас просматривал мельком, больше слушая комментарии Екатерины. Над одной фотографией, где мои родители обнимали маленькую еще сестру, а я даже не просматривался в контурах маминого живота, она так растрогалась, что наградила меня чувственным поцелуем. Понятно, к чему клонилось дело. Но тут мы дошли до фотки, где тетка позировала в компании незнакомых мне людей, среди которых была тетя Мариша.
— А, вот она, тетя Мариша, которая принесла мне письмо от Шуры, помнишь, я тебе еще рассказывал, — воскликнул я, ткнув пальцем в лицо старухи.
Кэт внимательно посмотрела на нее, а потом, покачав головой, сказала:
— Нет, я ее никогда не видела. Она точно не живет ни в этом доме, ни в соседних! Я тут всех знаю!
Она еще некоторое время разглядывала это фото, а потом вдруг повернулась ко мне и, указав на мужчину со шрамом, сказала:
— А вот этого я видела. Причем много раз.
— Ты его знаешь? — воскликнул я, — это же он ночевал у меня и оставил два золотых червонца. Точнее, я думаю, что это он их оставил.
— Нет, я его не знаю и здесь его никогда не встречала. Но он постоянно попадается мне в центре, куда мы с тобой ходим гулять! Мельком в толпе. Лицо у него очень примечательное с этим шрамом. Вот я и обратила внимание. А в первый раз я его встретила в тот самый день, когда мы познакомились! Я тогда шла за тобой и в какой-то момент увидела его. На другой стороне улицы. Сначала я не обратила на него внимания, затем мне стало казаться, что он тоже за тобой следит. А потом он вдруг зашел в какую-то кафешку и все… Вообще, сейчас, когда я обо всем этом вспоминаю, такое чувство возникает, что этот тип не случайно оказывается рядом с нами… Такое чувство, что он за нами следит!
Возникла немая тишина. Я пытался осознать сказанное, но тут Кэт, толкнув меня плечом, рассмеялась:
— Ты что, поверил в эту чепуху?
— Так ты все выдумала?! — воскликнул я с облегчением и возмущением одновременно.
— Нет, все — чистая правда! Только неужели ты думаешь, что за тобой следят? Кто? Зачем это вообще кому-то надо?
— Ну, не знаю, — начал я, вспоминая все те странности, которые произошли со мной в первые дни заселения в теткину квартиру.
— Да это бред. Просто совпадение!
Она рассмеялась и принялась, как ни в чем не бывало, дальше листать альбом. И вечер, в общем-то, закончился прекрасно.
В те же выходные мы решили прогуляться по городу. Был легкий морозец. Отсутствие снегопада, ветра и слякоти делали прогулку весьма приятной. Мы прошлись до Золотых ворот, а потом вдоль по Большой Московской направились к Успенскому Собору, где уже несколько дней работал городской каток.
На улице Кэт встретила пару каких-то своих подружек по университету и минут пять обсуждала с ними преподавателя по Праву, который почему-то очень строго у них спрашивает свой предмет, хотя по нему всего лишь зачет. Я стоял и таращился на проезжающие автомобили. Новая легкая зимняя куртка взамен моего бушлата, модные ботинки вместо армейских берец и разноцветная просторная бини вместо моей старой вязаной черной шапки кричали всему миру, что я собираюсь раскрепоститься!
Это было еще одно обстоятельство, почему Катерина нравилась моей матери. Она обо мне заботилась. Одела меня. Хотя, по мнению матушки, мой новый гардероб был уж очень, как она сказала, молодежный.
Я, если честно, так прикипел к своим старым вещам, что просто не мог себя представить в кроссовках или с длинным шарфом, намотанным три раза вокруг шеи, как, например, в тот день. По мне берцы, джинсы и бушлат были вполне удобными и практичными. А главное, как мне казалось, подчеркивали мой стиль. Брутального неформала. Как же я ошибался. Новая одежда была гораздо удобнее. Несравнимо. Ну и буквально преобразила меня… Не знаю, как это объяснить.
Это как в армейке, когда нам выдали форму. Была шайка бродяг, и вдруг стал взвод бойцов. Помню, зашнуровал в первый раз берцы, выпрямился, кепку натянул и сразу же почувствовал себя военнослужащим. И осанка как-то подтянулась, и чувство ответственности появилось, и готовность защищать родину. Несмотря на то, что комок[2]
был почему-то на два размера больше.