Проводник

Отпустил, и после ни ребёнка, ни красавицы своей не увидел. Только гроб свинцовый. Сказали – осложнения, а я ведь даже проститься не смог…

Мне казалось на тот момент, что вместе с женой я похоронил и собственную жизнь.

Такой боли никогда не испытывал – ни до того момента, ни после. Прости, описать не смогу на что похоже, потому как такое мучение можно испытать, только потеряв кого-то очень дорогого. И испытать его тебе не пожелаю.

Я знал, что потребуется немало времени, прежде, чем снова смогу начать полноценно жить. Сдаваться с концами я не собирался, так как моя красавица наверняка бы этого не одобрила. Подвести её ещё и в этом было бы непросительным предательством.

К слову, меня болезнь минула стороной, и, как только завершился основной траур, я снова вернулся к работе. Теперь обилечивал ликвидаторов, катающихся на станцию и её окрестности, и работников, которые обслуживали останки некогда великой конструкции. Хотя, почему – некогда? Она такой была, осталась после аварии и остаётся до сих пор.

Возил с Янова, там же и жил во время вахты. Встретил немало как замечательных людей, так и конченных ублюдков, но старался никого не судить – кем бы не были те парни, все они трудились ради общей безопасности. Изредка встречал каких-то «левых» гостей, ни на военных, ни на ликвидаторов непохожих, но ничего у руководства не спрашивал и помалкивал – не хотел потерять рабочее место. А, может, и голову – всё-таки, выглядели те парни довольно серьёзно и скрывались так умело, словно их пребывание оставалось строжайшим секретом.

А потом была вспышка – взрыв этот второй.

Я сопровождал пересменку с Янова в сторону ЧАЭС. Они были всё ещё сонными, работнички-то, и кто-то дремал по дороге. Грохнуло столь внезапно, что они даже не успели проснуться.

А я всё видел. Стоял с водителем в кабине, курил, слушал его болтовню о том, о сём, и вдруг – хлабысь! Запомнил багровую вспышку на горизонте, вездесущий оглушающий шум, вперемешку со свистом, и боль в глазах. Невыносимую, вышибающую прочь из тела дух.

Когда очнулся, первым делом водителя нашего проверил и пассажиров – все как один были мертвы. Я растерялся поначалу, не понял, что произошло и совершенно не знал, что теперь делать. Но тут то ли внутренний голос какой подсказал, то ли я сам догадался, а на голос спихнул, что надо ехать дальше. Вернулся в кабину, завел автомат, да так умело, словно всю жизнь этим занимался, а не пару раз в шутку, и почучухал дальше, на станцию…

***

- Да как же ж ты почучухал, если не умел? – Я скептически усмехнулся. Ну и сказочник оказался мой попутчик! Хотя, следовало отдать должное: с его сказкой время пролетело быстро, и до Яновского перона мы добрались так скоро, что и не заметили. По крайней мере я. – И зачем на станцию-то? Всех покончало.

Игнат Иваныч пожал плечами, терпеливо повторив:

- Так было нужно.

Выпытывать я больше ничего не стал – нужно, так нужно. Врёт он всё! Ослеп, небось, от пьянки, а признаваться стыдно.

Тишина кругом была мёртвая, не считая доносящихся тихих голосов из здания вокзала. Пока мы шли, Щипец мой уже сюда сам добрался, и теперь ожидал внутри, под высокими сводами долговечной советской застройки.

- А сюда-то тебе зачем надо было? – Поинтересовался я, с любопытством наблюдая, как слепой старик вглядывается в пустые проржавелые железнодорожные пути.

Игнат Иваныч посмотрел на меня внимательно, словно бы видел насквозь, и грустно улыбнулся:

- На работу. Моя вахта пока не окончена.

Я хотел было рассмеяться, решив, что мужик пошутил, как вдруг услышал грохот поездных колёс по рельсам. Да такой отчётливый! Он приближался с западной стороны, а вместе с ним на горизонте всё явнее становился силуэт советской зелёной электрички.

По моей спине побежали мурашки. Впал в ступор, не знал, что и думать, ведь действующих поездов в Зоне ранее не встречал.

Но, раз я не встречал, это же не значит, что не может быть такого состава, катающегося до станции? Один чёрт знает, что там в центре происходит, мало ли…

Старик всё смотрел на меня и глаза его сжались в хитром прищуре, словно бы тот не скрывая смеялся надо мной. Состав из двух вагонов тем временем остановился, Игнат Иваныч шагнул в передний и бодро махнул рукой, словно бы зовя за собой. Но, когда я сделал шаг в его сторону, он отрицательно покачал головой.

Заинтригованный, я обернулся назад и встретился взглядом с четырьмя идущими к нам сталкерами. Присмотревшись внимательнее, я узнал в них тех убитых парней, среди которых и нашёл старика-проводника, и замер, пораженно раскрыв рот.

Сталкеры шли, их лица были спокойными. Они поочередно исчезли во втором вагоне и поезд тронулся. Он медленно удалялся вдаль, оставив меня на покинутом пероне один на один с собственными мыслями.

На ватных ногах я отправился к Янову, совершенно не представляя, как объяснить своему товарищу, что задержался я потому, что помогал слепому проводнику отправить души погибших сталкеров в последний путь.