Дымящаяся дверь вылетела из косяка с третьего удара ногой. Внутрь ввалился Капков, держа у лица смоченный водой платок. Увидев распростертое тело Кати, следователь, забыв о платке, кинулся к девушке. Лицо Семена перекосилось, когда он увидел громадное пятно крови на ее груди.
– Нет, нет, – испуганно заговорил он, пытаясь нащупать у Кати пульс.
Тщетно.
Тут же неподалеку лежало безжизненное тело Антона.
Где-то за спиной затрещала полыхающая балка, падая вниз. В лицо брызнуло снопом искр, и Капков, подхватив Катю, принялся выбираться наружу. Лицо обдавало нестерпимым жаром, носоглотку разъедал колючий дым, но он, превозмогая тошноту и изнеможение, упрямо взбирался наверх. Когда Семен оказался в коридоре, с хрустом обвалился выгоревший пол, похоронив под пылающими головешками комнату, откуда он только что вынес Катю.
– Только не умирай, – шептал Семен, вглядываясь в лицо девушки, белое как мел. – Не смей, слышишь?!
Коридор тоже был объят пламенем, и он зажмурился, ощущая, как потрескивают волосы и ресницы.
«Только бы не упасть. Только бы…» – молился он про себя.
Когда Капков, теряя сознание, все же выбрался наружу, его волосы уже начали дымиться, а в легкие словно напихали толченого стекла.
Тускнеющим взором он выхватил из темноты мелькнувшую карету «Скорой».
– Врача… – прохрипел он, падая на колени, при этом продолжая держать обмякшее тело Кати. – Скорее, врача…
Его привели в чувство уже в больнице.
– Где Катя? – разлепил губы Семен, рывком поднимаясь с кушетки. Сейчас его не узнала бы собственная мать – прокопченный, с наполовину выгоревшими волосами и обожженным лицом.
Один из оперативников молча повел его за собой.
– Сюда нельзя! – запротестовал врач, когда Семен ввалился в реанимационный блок. – Послушайте…
Но Капков уже стоял у тела девушки, с надеждой всматриваясь в ее лицо.
– Она будет жить? – не отрывая глаз от Кати, спросил он. По грязным щекам, оставляя чистые дорожки, заструились слезы. – Будет?
– Послушайте, сейчас не время…
Катя открыла глаза, и все умолкли.
– Пп-привет, – слегка заикаясь, сказала она и слабо улыбнулась. – А… где моя сестра? Катя?
Этой ночью Людмила Викторовна плохо спала. Впрочем, как и последние месяцы, после смерти единственного сына. Но именно эта ночь была какой-то особенной, напряженной и тревожной. Разглядывая свое рано состарившееся лицо, она почему-то подумала о длинном темном тоннеле. В конце которого вроде бы забрезжило робкое окошечко света.
– Что-то должно измениться? – бесцветно проговорила она, выходя из ванной. Зашла в комнату сына, скользя тусклым взглядом по фотографиям, которыми была обклеена вся стена, сместив взор на иконку.
– Я чувствую, что ты где-то рядом, Васенька, – сказала Людмила Викторовна, смахивая слезу. – Ты…
Она не успела закончить – кто-то настойчиво трезвонил в дверь.
Гадая на ходу, кто бы это мог быть, женщина накинула на плечи шаль и заспешила в прихожую.
– Иду, иду, – пробормотала она, отпирая дверь.
Перед ней стояла худенькая девушка в простенькой куртке и джинсах. Миловидная, с серьезными глубокими глазами, волосы заплетены в аккуратную косу.
– Доброе утро. Людмила Викторовна?