Проводник (СИ)

Вскоре зрение проясняется, и я вижу, как эльф снова ломает хозяину кости, заставляя того кричать. Убью, растерзаю, вырву сердце! Однако и этот порыв порождает дикую, невыносимую боль, которая не позволяет мне сдвинуться с места. Лапы сводит судорога, тело деревенеет, дыхание перехватывает. Я могу лишь наблюдать за тем, как эльф швыряет хозяина на пол и выворачивает ему лапы. Быстрый рывок, громкий хруст, и в моем разуме, там, где раньше ощущалось присутствие сознания родного и горячо любимого человека, появляется пустота. Но издевательства продолжаются, и я понимаю — эльф хочет убить моего Ника!

Всепоглощающая ярость заполняет мое нутро и на краткий миг заглушает боль. Не позволю! Умру, но доберусь до тебя! Древнее, доставшееся от диких предков чувство пробуждает во мне новые силы. Но даже их оказывается недостаточно, чтобы нарушить приказ. И хотя острые когти, наконец, покинули мягкие подушечки на лапах, очередная вспышка боли, много сильнее предыдущих, пронзает меня от хвоста до кончиков ушей, заставляя покориться. Я рычу, но этот рык жалок и еле слышен. Я ничего не могу сделать, не могу защитить своего хозяина. Я бесполезна.

Появляются самки. Может, они помогут, прогонят эльфа? Но нет, после кратких пояснений их волнение утихает, а худший кошмар моей жизни возобновляется. Все мое естество требует броситься на ушастого, ударить, оттолкнуть, сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти Ника, но любая попытка пошевелиться приносит невыносимую боль, которая сворачивает мышцы в тугой узел и застилает сознание темным покрывалом.

Когда в очередной раз из глаз уходит тьма, я вижу своих детей, замечаю испуг на их мордочках. Они слышат мои чувства, но не знают, что нужно сделать, чтобы прекратить мучения. А подсказать я не могу, мои мысли захлестывают волны боли. Все, что мне удается — попросить их уйти. Котята подчиняются, а я продолжаю сопротивляться. Снова и снова я борюсь с собой. Нет, уже не надеясь вырвать Ника из лап его мучителя. Я хочу, чтобы пришла боль, которая не даст мне услышать, как хрустят кости моего хозяина, которая не позволит мне увидеть его беспомощное, изломанное, умирающее тело, которая убьет меня прежде, чем я опять потеряю цель своей жизни…

Воспоминание кончилось так же неожиданно. Осознав себя в родной двуногой тушке, я почувствовал, как медленно отступает чужая боль, вытесняясь дикой неуправляемой яростью. Моей собственной яростью, в один миг сорвавшей мою изрядно потрепанную крышу, полностью отключившей тормоза и загнавшей остатки здравого смысла глубоко в подсознание.

Развернувшись, я со всего размаху зарядил Дару в челюсть. Реакцией Ушастик обладал отменной, но фактор внезапности был на моей стороне, так что отшатнуться эльф не успел. Мой кулак угодил ему точнехонько в левую скулу и отбросил назад. Плюхнувшись со всего размаху на пятую точку, Дар схватился за челюсть и замер с выражением вселенского недоумения на лице. Его ошарашенный вид только плеснул маслица в огонь моего гнева. Из груди на свободу вырвалось глухое рычание. Ощерившись, я шагнул к Ушастику, намереваясь хорошенько разукрасить его удивленную рожу, зарядить по печени и между делом сломать пару-тройку ребер, но мне помешали.

Перед эльфом возникла Линь. Да-да, именно «возникла», я не оговорился. Ее прыжок был настолько стремительным, что у меня сложилось впечатление, будто кошечка натуральным образом телепортировалась. Развернувшись, маленькая марилана продемонстрировала острые зубки и грозно зашипела. Ее поза недвусмысленно заявляла о готовности защищать Ушастика до последнего вздоха, кончик хвоста подрагивал от напряжения, но выражение мордочки было не злым, а каким-то испуганно-обиженным. Так смотрят дети на своих родителей, увлеченных выяснением отношений.

Секунду спустя количество защитников Ушастика увеличилось ровно на штуку — к нам подбежала Лисенок. Шлепнувшись на колени рядом с Даром, девушка обхватила его за плечи и с вызовом уставилась на меня. Вставшие по стойке смирно ушки, нахально приподнятый подбородок и воинственно хлеставший по сторонам хвост рыжей ясно говорили: «Попробуй только тронь!». А в наполненных слезами глазах девушки плескался ужас. Он-то и помог мне прийти в себя.

Ярость схлынула, оставив после себя гнетущую пустоту. На душе сделалось так гадко и мерзко, что захотелось пойти и повеситься. О боги, какой же я кретин! Всеми силами пытался сгладить конфликт, найти оправдания действиям своего учителя, уберечь его от гнева Мурки, но даже не поинтересовался причиной ее чувств. Я сразу и безоговорочно принял сторону эльфа, не удосужившись толком разобраться в сущности претензий подруги. Месть за мои страдания? Абсурд! Как сильно должно было раздуться мое самомнение, чтобы выдать подобное предположение?

Плюнув на Ушастика и его малолетних защитниц, я опустился перед подругой, обхватил ее большое, сильное и такое родное тело, зарылся лицом в мягкую шерстку и прошептал: