Проводник смерти

— Витя, — с трудом шевеля губами, прошептала Татьяна, — что ты несешь? Ты думаешь, что говоришь, или вообще ничего не соображаешь? При чем здесь деньги и квартира? Что значит — попробуй? Ты что, пирожное мне предлагаешь?

— Говорят, это получше, чем пирожное, — осклабился Вагин и вдруг легко, без видимого усилия поднялся с дивана. — А что до денег… Не надо рассказывать мне, будто они тебя не интересуют. Одно из двух: либо тебя интересуют только они, либо ты вообще не баба.

— Значит, я вообще не баба, — стараясь говорить как можно тверже, отрезала Татьяна. — Твои деньги меня не интересуют. Так же, как и ты.

Ей пришлось отступить еще на шаг, и теперь она действительно уперлась лопатками в стену. Продолжая бессмысленно улыбаться, Вагин шагнул вперед и схватил Татьяну за руку пониже плеча. Она вдруг с ужасом поняла, что он действительно ничего не соображает и что в данном случае дело вряд ли ограничилось одним алкоголем. Она попыталась снова ударить его по лицу, но на этот раз он не спал и без труда перехватил ее руку, так сдавив запястье, что Татьяна невольно охнула.

— Я сильный, — подтвердил Вагин. — Сейчас я покажу тебе, какой я сильный, а заодно проверю, баба ты или нет.

Татьяна рванулась и поняла, что это бесполезно — руки у Вагина, как железо. В этот момент она впервые в жизни испытала острое, трудно преодолимое желание убить человека — сбить с ног и колотить по голове чем-нибудь тяжелым до тех пор, пока он не перестанет не только шевелиться, но и дышать. Она снова подумала о том, как много вещей сегодня происходит с ней впервые, и сразу же вслед за этой мыслью пришла ослепительная ярость.

Татьяна стала действовать не раздумывая, полностью положившись на инстинкт. Она расслабилась в крепких мужских руках, став мягкой и податливой, как воск, запрокинула голову и прикрыла глаза. Губы ее полуоткрылись, обнажив полоску белоснежных зубов, уходу за которыми она уделяла очень много внимания, и Вагин услышал прерывистый вздох, заставивший его окончательно потерять голову.

— Ну, вот видишь, — хрипло сказал он и наклонился, чтобы поцеловать Татьяну в полуоткрытые губы.

Татьяна задержала дыхание, чтобы не ощущать густого запаха перегара. Влажные губы Вагина коснулись ее рта, заставив ее непроизвольно вздрогнуть от отвращения. Вагин, видимо, принял это движение за признак сдерживаемой страсти, потому что выпустил руки Татьяны и обнял ее, плотнее прильнув к ее губам. В следующее мгновение он испустил дикий крик, оттолкнул Татьяну и отскочил сам, хватаясь одной рукой за ушибленную промежность, а другой — за прокушенную насквозь губу.

Глаза его стали не правдоподобно круглыми от боли.

«Убьет», — подумала Татьяна и с яростью доведенного до последней черты человека бросилась в атаку.

— Убирайся из моего дома, пьяная свинья! — каким-то не своим голосом закричала она и, подскочив к Вагину, изо всех сил толкнула его в грудь обеими руками.

Вагин пошатнулся, отступил на шаг и, споткнувшись о журнальный столик, тяжело рухнул на него всем своим весом. Столик устоял — Вагин не был крупным мужчиной, — но вот чашка с кофе, сахарница и вазочка с печеньем разлетелись во все стороны, по дороге щедро рассеивая вокруг свое содержимое. Блестящая металлическая фляга, бренча, откатилась под шкаф.

Татьяна метнулась вправо и не глядя, словно тысячи раз репетировала эту сцену, выбросила в сторону руку.

Рука безошибочно сомкнулась на рукоятке кинжала.

Это тоже был подарок Игоря — выполненная вручную незатейливая чеканка, представлявшая собой переплетение медных лепестков и завитушек. Игорь купил эту поделку местных ремесленников на каком-то восточном базаре, возвращаясь из Афганистана, и подарил Татьяне. Кинжалы пылились на стене много лет, и Татьяна была уверена, что им суждено провисеть нетронутыми до самой ее смерти.

Кинжал, который она держала в руке, был просто топорно выполненным муляжом с тупыми, как край школьной линейки, режущими кромками. В то же время это был длинный и прочный, заостренный на конце кусок стали с удобной рукояткой, по форме напоминающий наконечник копья — им нельзя было отрезать кусок колбасы, но вполне можно было проткнуть человека. Пока Татьяна раздумывала, что ей теперь делать с этой железкой, тело решило все за нее, и в следующее мгновение она обнаружила себя рядом с журнальным столиком, на котором лежал не успевший сообразить, что произошло, Вагин. Ее левое колено упиралось в его грудь, а острие кинжала касалось кожи Виктора как раз там, где под ней мерно пульсировала сонная артерия. Стоять в такой позе было довольно неудобно, чертова мини-юбка совсем задралась, но сейчас Татьяне было наплевать на приличия, поскольку вообразить более неприличную ситуацию было трудно.

— Повторяю, — сказала она, сдувая со лба упавшую прядь, — пошел вон, мерзавец. И чтобы больше я тебя не видела. Захочешь извиниться — позвони по телефону. Но только один раз. Будешь надоедать — скажу Игорю, он из тебя мозги вышибет.