Проводник смерти

Подобрав мокрые от росы полы линялого брезентового дождевика, он одним махом, как молодой, поднялся в седло и поправил за спиной старенькую тульскую двустволку. Вчера вечером из деревни прибегал внучонок бабки Козлихи и сказал, что в излучине Лоби, километрах в пяти от Зинцово, разбил лагерь какой-то городской на машине. Известно, зачем городские становятся лагерем на берегу лесной реки в самом, можно сказать, сердце Завидовского заповедника. Динамит - это, конечно, вряд ли, но вот сети при них есть наверняка, а то и того чище - электроудочка. Федор Григорьевич покачал головой: это ж надо было до такого додуматься!

Строго говоря, сети и электроудочки его не касались, это была вотчина рыбнадзора, но где сети, там вполне может обнаружиться и ружьецо, а рыбинспектор Злобин все равно третий день подряд мается брюхом, и на браконьеров ему сейчас нас.., в самом прямом смысле слова.

Нефедов тронул коленями теплые бока мерина и покинул кордон, дымя зажатой в зубах беломориной и по-хозяйски глядя вокруг из-под треснувшего лакового козырька старенькой форменной фуражки.

Спустя час с небольшим он приблизился к месту, где, по словам козлихиного внука, расположился лагерем заезжий браконьер. Солнце уже встало, высушив росу, лес звенел от птичьих голосов, и Нефедов ухмыльнулся в усы: если залетный москвич и впрямь решил побаловаться рыбкой, то сейчас ему было самое время сортировать улов, попивая водочку и подбрасывая сушняк в костер.

Привязав мерина к березе так, чтобы он мог дотянуться до травы под ногами, Нефедов снял с плеча ружье и двинулся через лес в сторону реки, стараясь производить как можно меньше шума. Наконец лес впереди поредел, и в просветах между деревьями засветилось небо. Егерь пошел еще осторожнее меньше всего ему хотелось, чтобы браконьер, услышав шум, спрятался или, того хуже, сиганул в машину и газанул куда подальше. Гоняйся потом за иномаркой верхом на мерине!

Он уже собрался раздвинуть кусты и выйти из укрытия, когда позади раздался повелительный, с металлическими нотками окрик:

- Хальт! Хенде хох!

Федор Григорьевич не успел повоевать в регулярной армии, но оккупацию и партизанку помнил хорошо, хоть и был в ту пору пацаном. Он даже не успел удивиться тому, что браконьер обратился к нему по-немецки: тон приказа был таким недвусмысленным, что Нефедов понял бы его, даже заговори браконьер по-китайски или, к примеру, на санскрите. Егерь остановился, как вкопанный, и рефлекторно вскинул руки к небу.

- Страфстфуй, руски партизан! - с утрированным немецким акцентом произнес голос сзади. - Ти хотель мне пу-пу?

Федор Григорьевич медленно опустил руки, смачно плюнул на землю и все так же медленно обернулся, изо всех сил хмурясь, чтобы сдержать улыбку.

- Чтоб тебе пусто было! - с чувством сказал он. - Старый ты дурак! Голова седая, а ума, что у дитяти.

- Ага, - сказал голос, обладатель которого по-прежнему оставался невидимым, - наложил в штаны, следопыт? Вспомнил свое детство золотое?

- Надрать бы тебе уши, - сказал Федор Григорьевич, больше не пытаясь сдержать улыбку, - да боюсь, не получится. Ну, где ты там, вылезай!

- Насчет ушей, это ты прав - руки коротки, - сказал его старый знакомый, вставая с земли в метре от Федора Григорьевича. Нефедов с трудом сдержал желание тряхнуть головой и протереть глаза: секунду назад он готов был поклясться, что перед ним ничего нет, кроме относительно ровного участка лесной почвы, поросшего травой и густо усыпанного сосновой хвоей. Ну, здравствуй, Федор Григорьевич!

Нефедов шагнул вперед и с размаха, с треском впечатал свою твердую, как дерево, ладонь в ладонь гостя.

- Здравствуй, Илларион, - сказал он. - И что ты за нечистая сила? Год тебя не было, и вдруг - на тебе! - как снег на голову. И все со своими шуточками.

- Ну, а чего ты крадешься, как повар к курице? - стряхивая с живота и колен налипшие сосновые иголки, спросил Илларион Забродов. - Сначала прешь через лес верхом, как танк, а потом подползаешь чуть ли не на брюхе... Откуда мне было знать, что это ты? Кто это, думаю, за мной охотится? Еще шарахнут картечью из кустов, потом со штопкой замучишься. Ну, а когда разглядел... Тут уж, извини, бес попутал. Уж очень ты потешно крался, прямо как в кино.

- Кино, - проворчал егерь, забрасывая ружье за спину и возобновляя ритуал прикуривания папиросы. - Тут, брат, иногда такое кино творится, что впору у начальства пулемет выпрашивать. Так ведь все равно не дадут!

- Н-да, - сказал Илларион, трогая пальцем полу брезентового дождевика Федора Григорьевича, сомнительно украшенную созвездием мелких, тщательно заштопанных дырочек. - А кучно пошла!

Нефедов посмотрел на свой плащ, хмыкнул и пожал плечами.

- Еще бы не кучно! С пяти-то метров...

Он наконец раскурил свою беломорину, поправил на плече ремень двустволки и вместе с Забродовым вышел на пологий берег Лоби, предварительно продравшись сквозь густые заросли малинника.