Проводник смерти

Поставив термос с кофе на стол рядом с пишущей машинкой, Андрей отыскал пистолет, лежавший почему-то в ящике кухонного стола. Проходя мимо зеркала в прихожей с пистолетом в руке, он остановился, поднял пистолет на уровень глаз и сделал вид, что стреляет. Картина получилась до того нелепая, что Андрей огорченно развел руками: журналист Кареев и большой, тускло-черный "ТТ" совершенно не вязались друг с другом, существуя как бы в разных плоскостях, не имеющих ни одной общей точки. Пистолет в руке лежал мертвой холодной тяжестью, не давая ни уверенности в себе, ни чувства защищенности. Андрей зачем-то потянул на себя затвор и обнаружил, что тот не двигается. С трудом припомнив то, что когда-то знал о стрелковом оружии, он нашел и сдвинул вниз флажок предохранителя.

Со второй попытки затвор поддался и легко сдвинулся сначала назад, а потом вперед, издав маслянистый скользящий щелчок. На потертый ковер, кувыркнувшись в воздухе, вылетел желтый патрон с остроконечной пулей. Андрей выругался вполголоса и подобрал патрон, держа пистолет на отлете то, как торчал взведенный курок, ему совсем не нравилось. Пистолет был старый, и Кареев боялся прострелить себе живот или ногу, а или чего доброго, свое мужское достоинство.

Он часто сталкивался с этой заезженной шуткой и в книгах, и на телеэкране, но теперь не видел в ней ничего смешного: перспектива случайным выстрелом ампутировать себе гениталии теперь не казалась такой уж комичной. Повозившись немного, он выщелкнул обойму и, бормоча проклятия, загнал на место выпавший патрон. После этого он больше не рискнул играть с этой опасной штуковиной и осторожно положил пистолет справа от пишущей машинки, рядом с термосом.

Усевшись на место, он некоторое время озадаченно смотрел на пистолет, прикидывая, как бы поаккуратнее снять его с боевого взвода, не прострелив при этом ни себя, ни стену и не всполошив весь подъезд. Старая карга Инга Тимофеевна наверняка сразу же позвонит в милицию, и у журналиста Кареева будут неприятности. На сколько же тянет незаконное хранение огнестрельного оружия? Андрею казалось, что лет на пять, но уточнять ему не хотелось.

Кареев не знал, что к этому времени лежавший в квартире напротив труп Инги Тимофеевны уже успел остыть и основательно закоченеть. Не знал он ни о хозяине ломбарда Кораблеве, изрешеченном пулями на проселочной дороге вдали от Москвы, ни о веселом стукаче в дерматиновом полупальто, валявшемся, как груда тряпья, в одной из комнат заброшенного дома, ни о динозавре столичного андеграунда, которым в данный момент активно угощались серые обитатели московских подземелий. Возвращаясь к своей статье, которую ему так и не суждено было дописать, журналист Кареев понятия не имел, что те, кто в течение двух последних суток старательно выкашивали вокруг него людей, уже закончили свою работу. Путь был свободен, но Андрей Кареев об этом не знал.

Он выпил чашку кофе, бегло просматривая написанное. Все было не то, но в качестве черновика годилось. Он ведь так и собирался поступить: сначала обобщить материал, разложить все по полочкам, а уж потом заняться красотами стиля. В конце концов, если не случится ничего экстраординарного, можно будет позвонить Татьяне. Этим он, конечно, подвергнет ее определенной опасности, но зато успех обеспечен, а журналисту частенько приходится сталкиваться с опасностями, не получая взамен ничего, кроме нагоняя от начальства и краткой резолюции: "Не пойдет", начертанной трясущейся рукой шефа поперек текста. А Татьяне успех просто необходим, как и всякому живому человеку. Она давно мечтает перейти на телевидение, а после такой публикации ее сразу заметят. Обязаны заметить, черт подери!

Андрей отставил пустую чашку и закурил. Взгляд его рассеянно скользнул по машинке с заправленным в нее наполовину исписанным листом и, как намагниченный, приклеился к черной загогулине пистолета, вызывающе лежавшей поверх бумаг. Чертова штуковина отвлекала его, все время мозоля глаза и напоминая о том, о чем хотелось поскорее забыть. Кроме того, это было смешно... Да нет, черт подери, это было просто неприлично! Взрослый мужчина сидел у себя дома, на двенадцатом этаже, за запертой на два патентованных западногерманских полицейских замка дверью и трясся от страха, имея под рукой заряженный пистолет.

И не какой-нибудь пистолет, а тяжелый "ТТ", из которого, по словам простуженного небритого типа, прежде владевшего пистолетом, можно было запросто прострелить бронежилет.