Проводники судьбы (СИ)

— Раз уж я у тебя в гостях, может быть, покажешь мне семейный фотоальбом. Интересно было бы посмотреть, каким ты был в детстве.

— В детстве у меня были веснушки по всему лицу. Но тебе придется поверить в это на слово: фотографий не осталось.

— Как же так вышло?

— Они все сгорели на пожаре. На том самом, где погибли мои родители. Пойдем, Мира. Уже поздно.

В первый раз он упомянул о своих родителях, причем явно желая, чтобы он же стал и последним. Мира хотела сказать что‑то, надеясь утешить его и ободрить, но все‑таки промолчала. Она слишком многого не знала — чересчур много белых пятен на карте его жизни; чересчур много печали за жизнерадостной улыбкой. Впрочем, кое‑что она могла сказать наверняка: чего он уж точно никогда не пожелал бы услышать от нее — так это жалости.

Уже в дверях Мира заметила:

— Ты забыл выключить музыку. Играет на полную мощность.

— Я специально оставил ее включенной — для моего соседа снизу. Наши предпочтения в музыке не совпадают: я люблю рок, он предпочитает попсу. Так что время от времени приобщаем друг друга, причем исключительно в вечернее и ночное время.

— А как на это смотрят другие соседи?

— Так вышло, что соседние квартиры пустуют, так что в нашу дуэль никто не вмешивается. О, сегодня он будет особенно рад. Мой сосед — студент и сейчас как раз сдает сессию. Заряд бодрости — это именно то, что ему нужно!

— Но это же жестоко! — возмутилась Мира, мгновенно представив себя в положении парня.

— Поделом! Он тоже доставил мне немало неприятных минут.

Они вышли из дома, как всегда держась за руки, но против обыкновения, в полном молчании. До квартиры девушки было двадцать минут хода: по иронии судьбы, Мира и Александр жили неподалеку друг от друга.

Сумерки незаметно опустились на землю. Оживленные проспекты Воронежа еще кипели жизнью, но они шли дворами, и вокруг было поразительно тихо. Мира напряженно вглядывалась в темные кусты, неясные очертания которых вырисовывались в сгущающемся сумраке — в душе всколыхнулись неприятные воспоминания.

Вдруг внимание девушки привлекла фигура человека, неподвижно лежащего в палисаднике у одного из домов.

— Смотри! — Мира обратила внимание Александра на фигуру мужчины. — Что это с ним?

Девушка сделала шаг по направлению к распростертому на земле человеку, но ее спутник удержал ее за руку:

— Всего лишь пьяница.

— А если ему стало плохо?

— От него за километр разит алкоголем, — Александр не отпускал ее руки.

Словно в подтверждение его слов мужчина на земле заворочался и что‑то невнятно пробормотал.

— Я хотя бы вызову «скорую», — заметила Мира, наконец сдавшись попыткам Александра увезти ее от злополучного места.

Затем добавила, зло сверкнув на него глазами:

— Или, может быть, не дашь мне сделать и этого? Отнимешь сотовый?

— Поступай, как хочешь, — бросил ей Александр. В сумерках Мира не смогла разглядеть, как бледно было его лицо.

Мира так‑таки исполнила свое намерение и затем в сердцах произнесла:

— Ты сильно изменился, Александр. Я не узнаю тебя.

— Ошибаешься. Просто ты еще плохо меня знаешь, — это было сказано без вызова, злобы, напротив — с грустью.

Оставшуюся часть пути они провели в тягостном молчании.

Они остановились у подъезда дома Миры. Она была не местной, хотя Воронеж давно уже перестал быть для нее чужим, и теперь жила одна в квартире, доставшейся по наследству ее отцу. Его самого она не видела с тех пор, как он развелся с ее матерью — уже почти четыре года. Впрочем, он регулярно присылал ей деньги и звонил раз в несколько месяцев.

— Я пойду, — просто сказала она, ясно давая понять, что не пригласит на кофе и даже не поцелует как обычно на прощание в щеку.

— Подожди минутку, — он что‑то сунул ей в руку. Было слишком темно, чтобы разглядеть, но на ощупь Мира поняла, что это ключи.

— От чего ключи?

— От моей квартиры.

Что это? Неуместная и нелепая попытка предложить жить вместе? И это после всего сказанного ранее?!

Мира уже представила, как влепит ему пощечину, и скажет, что она порядочная девушка, но все же для начала спросила:

— Зачем они мне?

— Дело в том, что в ближайшие дни и даже недели мне придется уехать из Воронежа по работе, и даже, вероятно, не один раз. Я по возможности позвоню, предупрежу. Ты ведь не откажешься зайти как‑нибудь, полить цветы?..

Мира прыснула со смеху: она давно уже не слышала ничего более нелепого.

— Цветы? — проговорила она сквозь смех. — Ты имеешь в виду свой единственный чахлый кактус?

— Но ведь и он нуждается в заботе и внимании, — невинно возразил Александр, и Мире показалось, что все вновь стало просто и хорошо — как‑то разом вернулось на круги своя.

Глава 12. «Теперь я ему не верю»