Проводники судьбы (СИ)

Антон же был по — прежнему упорен, и это не могло не вызывать уважения. И Вера, несмотря ни на что, верила, что он достигнет успеха в своих исследованиях, в чем бы ни состояла их суть. Молодой человек обладал значительными способностями, и его кругозор однозначно не ограничивался познаниями в медицине. Вера была поражена, когда к ней пришло осознание того, какое неоспоримое обаяние несет в себе интеллект и эрудиция, а помимо того спокойная уверенность в себе. Его академические знания и опыт пока, конечно, не были сопоставимы с теми, которыми обладал Сукровцев, но девушка ни капли не сомневалась, что в один прекрасный день ученик превзойдет учителя. Если уж кому‑то и суждено открыть панацею, так это Антону Вернадскому. Впрочем, пока молодой аспирант не проявлял заинтересованности в этом, так что, по мнению Веры, российской науке в ближайшем будущем не грозил прорыв.

Антон был прав. Всегда прав; даже когда спорил с профессором. Прав, вероятно, потому что никогда не бросал слов на ветер.

Поймав на себе взгляд Веры, Антон улыбнулся ей в ответ и произнес:

— Когда‑нибудь ты подаришь мне поцелуй.

С этими словами он встал и вышел из комнаты.

Глава 17.Кровь за кровь

Страх — лишь иллюзия, боль — это блажь,
Драки, погони — вот наш антураж.

Александр попытался сдвинуться с места, но не смог. Осознание того, что его удерживает, пришло не сразу: боль в занемевшем теле, повреждения, о которых он даже не помнил, или нечто инородное. Вероятно, все вместе, но в особенности, конечно, последнее. Его запястья были связаны за спиной бечевкой: толстой и грубой, какой еще иногда перевязывают картонные коробки. Она, вероятно, глубоко врезалась в кожу, но Александр этого не чувствовал: руки занемели так, что он едва мог пошевелить кончиками пальцев.

Ноги тоже были связаны. Недоставало только кляпа во рту. Тогда картина из вестерна «ковбой в плену у индейцев» была бы полной. Чисто теоретически Александр, конечно, мог закричать, только вряд ли его кто‑нибудь услышал бы, тем более что из его горла в данный момент вряд ли могло вырваться что‑то большее, чем хриплый шепот или сухой кашель.

Он попытался сдвинуться с места, но голова отчаянно закружилась, и он неловко завалился на бок, да так и остался лежать на грязном полу. Сознание было подернуто дымкой, но все же оставалось достаточно ясным, чтобы понять, что на этот раз все действительно очень — очень плохо.

Вдруг в замке заскрежетал ключ, и Александр приготовился встретить новые страдания, но был несказанно удивлен, услышав легкие шаги и детский шепот. Их было двое: мальчишки, судя по голосам, обоим не больше семи лет.

Они не видели его: распростертое на полу тело Александра скрывало нагромождение деревянных ящиков. Ему самому повезло больше: через щель он мог различить два силуэта.

— Дядя Володя убьет нас, — шепотом заметил один, тот, что ниже ростом и, вероятно, младше.

— Он ничего не узнает, — уверил его второй.

— А если узнает? — стоял на своем его товарищ.

— Не узнает. Когда уйдем, мы закроем дверь на ключ и положим его на прежнее место, — уверенным тоном отвечал старший из мальчишек.

Они оба топтались у дверей, боясь пройти дальше.

— Может, пойдем отсюда? Ты же сам говорил, что здесь только старый хлам и дрова.

— Сколько раз тебе говорить?! — зашипел на него старший товарищ. — Так было до того, как дядя Володя отдал ключи тем людям… ну, что приехали на большой черной машине. Он сказал им, что ключ только один — я сам слышал.

— Но ведь он не один?

— Нет, конечно, — Александр услышал звон ключей, которыми мальчишка потряс перед носом товарища. — Они, ну, эти люди, кого‑то поймали и держат тут.

— Кого? Снежного человека?

— Дурачок! Сейчас же весна! Все снежные люди в спячке.

— Тогда кого?

— Ну, не знаю… Может, оборотня или ведьму какую…

— А вдруг они сейчас на нас набросятся?

— Не набросятся. Спорим, они в клетках сидят!

— Почему в клетках?

— Потому что чудищ всегда в клетках держат. Что, фильмов никогда не смотрел?

— А помнишь тот, что был в прошлое воскресенье? Там монстр мог проходить сквозь предметы.

— Ладно, пошли отсюда. Все равно никакой клетки не видно.

В щелку Александр различил две детские фигурки, удаляющиеся куда с большей поспешностью, чем они хотели бы выказать. Затем ключ заскрежетал в замке, и все стихло.

Александр пошевелился и с радостью осознал, что мир вокруг него перестал вращаться с неумолимой скоростью. Боль, конечно, никуда не ушла, но она уже не преследовала его при каждом движении, каждом вздохе. Даже к занемевшим пальцам отчасти вернулась чувствительность. Александр рывком вернул себя в сидячее положение, затем согнул ноги и встал на колени.