Проводы на тот свет

- Я тебе так благодарна, Алеша! - заворковала Татьяна, придав голосу самые интимные оттенки. - Но...

- Конечно, никто не должен ничего знать, - понял её Алексей.

- Не стоит разрушать то, что есть, и склеивать разбитые горшки, глубокомысленно изрекла Татьяна. - Для мужа я уеду к своей сестре на Украину. Сколько я там пробуду?

- Дней восемь-десять.

- Я почти счастлива, - заявила Татьяна.

- У тебя сохранилось свидетельство о браке? - спросил Алексей.

- Конечно. Это ведь все равно, что реликвия.

- Не забудь его прихватить с собой.

- В самом деле, не будем же мы жить в отдельных номерах. Как-никак родственники...

Алексей хотел сказать ей, что таких "родственниц" по общей постели у него наберется с десяток, но решил не отправлять женщине хорошее настроение и сладкое предчувствие приключений.

Татьяна всегда была шустрой деловой особой и несколько дней носилась по Москве по адресам и чиновникам, указанным Никитой Астраханом, оформляя документы и авиабилеты.

Никита допытывался у Алексея:

- Зачем ты туда летишь? И зачем тащишь с собой бывшую супружницу, подставляя её под опасность?

Алексей проигнорировал первый вопрос и ответил сразу на второй:

- Ей ничего не будет угрожать. Я об этом позабочусь.

- У Марка Пашкова дважды было железное алиби, - некстати напомнил Никита. - и оба обеспечивала, не ведая того, его первая жена.

Алексей обозлился и расстроился:

- Никита, ты мне друг, но в твою смазливую физиономию я въеду сейчас с большим удовольствием. Можешь помочь - поспособствуй, а на нет и суда нет. Не обижусь.

- Ну-ну... - пробормотал Никита.

Алексей с приличествующей грустью сообщил Тае, что изверг-редактор посылает его в Мордовию писать большую статью о бывших бериевских лагерях, и попросил Андрея Ивановича удержать её от проводов.

Тесть, конечно, знал, в какой поход собрался Алексей, но не осуждал его, желал удачи, наоборот, старался подбодрить:

- Алексей, рисковый ты парень, но такие живут долго. Закон зоны...

Что имел в виду Андрей Иванович, он же Юрась: зоны, которые прошел, или страну, которая превращалась в "зону", Алексей не понял, но уточнять не стал.

- Яков Михайлович отвезет тебя в аэропорт, - предложил Андрей Иванович.

- Не надо. Я не обеднею, если потрачусь на такси, а лишних людей вовлекать не стоит.

- Правильно мыслишь, - одобрил Юрась. И словно его зять собирался в какую-нибудь заурядную поездку, сказал:

- Когда вернешься, побазарим о твоем и Тайкином будущем.

Юрась был крепким мужиком, и Алексей даже подумал, что ему бы не пивбарами и саунами командовать, а какой-нибудь управой или округом порядка было бы поболее, нежели сейчас.

Перед отъездом Алексей побывал на могиле Ольги. Он стоял у её бюста и молчал: что говорить? О том, как далеко уводит его дорога от родных погостов? Или что вынужден он будет взять на свою душу грехи малые и большие, но делать нечего - чистенькими становятся лишь после смерти и то, если Всевышний пожелает. Алексей не сомневался, что Ольга - замечательная юная женщина - его бы поняла и отпустила бы все грехи его - нынешние и ближайшие.

Он поймал себя на мысли, что на кладбище он уже не смотрит больше холодными и равнодушными глазами. Это была странная, малюсенькая частица его России, к сожалению. открытая всем современным страстям и напастям. И родные могилы - это не только холмик, плита, под которыми покоится его Ольга, это все, кого укрыла русская земля.

Сима-пономарь, завидев Алексея, заспешил к нему откуда-то от своей (чужой?) недостроенной или, как он говорил, недоделанной часовенки.

- Говорят, ты теперь здесь хозяина? - без особого почтения поинтересовался он.

- Кто такое говорит?

- А Сергей Викторович Сойкин. Большим он уважением к тебе проникся с тех пор, как ты шуганул отсюда благасовских эсесовцев. Тут какие-то пришли вроде бы дань-охрану наложить на кладбище, так он им и говорит: не возражаю, только посоветуюсь с зятем Юрася, который Алексей Георгиевич. Ты б видел, как они чуть не бегом к своим иномаркам топали...

"Ну, все путем, - невесело подумал Алексей. - Осталось мне в Турцию слетать да в зону сходить - совсем стану авторитетом".

Сима чутко уловил его настроение, просил понимающе: "Может, сбегать? Так я мигом... Окажи честь, хозяин, ударим русским характером по граненым стаканам".

- Поэт-песенник, - улыбнулся Алексей. - А где Анька?

- Здесь она, недалеко. Если надо, живьем приведу.

Алексей дал ему денег и вскоре Сима возвратился с бутылками и Анькой, бросившейся обнимать Алексея. Они зашли в часовенку, Сима благоговейно разлил водку в стаканы, приговаривая:

- Это тебе не коньяки да вина заморские. Это она, наша родная водяра, l'euo de vie!

- Чего-чего? - изумился Алексей.

- Учил в институте французский, - с достоинством объяснил Сима. - Но единственное, что помню, это название водки на французском - вода жизни! Во, понял? Французики, а соображают.

Он тронул струны старенькой гитары:

Здесь только тени бродят

Покойнички здесь спят.

Зеленокосые березоньки

Задумчиво грустят...

- Эх, Рассея, мать моя Родина! - тяжело вздохнул Сима и снова налил в стаканы.