Провокатор

— Милейший! — крикнул я ему.

— Да-с? — остановился он, подсвечивая фужер фонариком.

И мир для меня конкретизировался до неземной ртутно-кварцевой кипучей энергии мечты.

— Милейший, — щелкнул я пальцами, — обслужи-ка, дружок, страждущего!

— Не положено-с, — шаркнул ногой лакей.

— Как это, — возмутился я, — не положено? А кому положено?

— Кому положено-с, тому и положено-с, — отвечал халдей, отступая.

— Стой, — заорал я, — покажи-ка, сволочь, свою рыль!

— Что-с? — не поняли меня.

— Рыльце, я говорю, покажи, — кричал я, — или уже не понимаете языка собственного народа?!

— Пожалуйста-с! — Таинственный мажордом направил лучик фонаря.

О Боже! Я, к своему ужасу, увидел — лица не было. Ничего не было. Ни-че-го! Космическая люминесцирующая пустота.

— Где рожа твоя, продажная душа? — взревел я. — Скрываешь, затейник эдакий?

— Никак нет-с, — отвечал темный человек.

— Тогда в чем дело, черт?!

— Разрешите стих прочитать-с?

— Или басню, — пошутил я.

— Стих-с.

— Ну давай, посланник тьмы, — вздохнул я, — читай, но с выражением.

— С удовольствием-с, — согнулся. — «Был я набожным ребенком. Верил в Господа как надо, Что Господь — небесный пастырь И что мы — земное стадо. Ах, о пастыре небесном Я забыл в земной гордыни; Но тому, что люди — стадо, Верю набожно и ныне».

— Ну и что? — не понял я.

Впрочем, я и раньше знал, что стадо есть безмозглая активно-агрессивная биологическая протоплазма, активность которой, надо сразу заметить, уходит на переваривание добытой пищи и ее, пищи, удаление из затхлой прямой кишки. Человек есть неудачный эксперимент нашего Господа, прости мя грешного; человек есть комплексная индивидуальная фабрика по переработке органического вещества.

Возникает закономерный вопрос: что потребляли представители земного стада, скажем, в году 1913-м? Как водится, обед начинался с закуски. Икра паюсная, балычок-с, мытый редис, помидоры, селедочка, форшмак, телятинка, колбаса, ветчина, яйца с маслом. Да-да, я сказал: ветчина и не сказал: сыр — этакая игра природы. Далее, горячие кушанья: щи, борщ, суп с курицей, суп-пюре из цветной заморской капусты, консоме с гренками, рассольничек, солянка сборная. Рыбные блюда: уха из стерляди, соляночка из нее же, суп раковый, стерлядь паровая, разварная, севрюжка, осетрина паровая, разварная, кокиль из рыбы, судак под соусом, раки натуральные. Да-да, я сказал: раки натуральные, е' вашу мать! Далее, филе соте, филе в маринаде, филе с трюфелями, бифштекс из вырезки, он же по-гамбургски, говядина штюфет, она же по-итальянски, скоблянка, язык малосольный, грудинка провансаль, цыплята под соусом, сальме из дичи-с, соте из рябчика, марешаль из дичи, сосиски с капустой, шашлык из барашка; котлеты телячьи, рубленые Пожарские, натюрель, попильот, деволяй свиной; рябчик целый, индейка, куропатка, тетерев, чирок, утка. На десерт: мороженое, кремы, маседуан из французских фруктов, пудинг кабине, груша с хересом, ягоды со сливками, глинтвейн, пунш, французские шампань и коньяки, ликеры, бургундские, мозельские вина, мадера, каберне, телиани, отечественная водочка, пиво семи сортов, квас, сидр, нарзан, боржоми и проч.

О-о-о! Дайте, дайте мне рябчика, да маседуан из фруктов, да бокал пенистого «Аи» — и черт со мной! Пусть после карачун приходит; карачун это смерть, погибель. Зачем жить? Давясь каждодневными обещаниями, колбасным картоном и суррогатным клейким хлебом…

— Пожалуйста-с, — услышал я вкрадчивый голос; говорил человек из мрака. — Вы совершенно правы: здесь жить можно лишь после смерти. Вы меня убедили: зачем жить, если можно умереть?..

— То есть? — не понял я снова.

— Вы хотели выпить? Прошу! — приблизил поднос, на котором мерцал бокал с жидкими кристаллами.

— А что это такое? — насторожился я.

— Как вы просили: восхитительное «Аи»-с.

— Вот как? — задумался я. — А рябчик? А маседуан из фруктов?

— Дичь не держим-с.

— А маседуан из фруктов? Или как там?

— Заказали-с.

— Нет, дружок, — покачал головой, — дело так не пойдет. Ты меня поначалу обеспечь, как и вождей, дичью, маседуаном, раками, филе соте, языком малосольным, грудинкой, блядь, провансаль, я уже молчу о рябчиках и ананасах, а потом поговорим о вечном.

— Жаль, — сказали мне. — Мы не понимаем друг друга.

— А я тебя, темноликий, понял. Слишком торопишься, голубчик, купить мою душу.

— Почему-с?

— В храме не подают, — сказал я и рукой ударил по днищу подноса.

И бокал с шампанским взорвался ослепительным звездным дождем, и от его вольфрамового света я проснулся. И увидел, что фильм заканчивается. И надо начинать новый — в противном случае нет смысла жить.

В директорском кабинете ТЗ сидел господин Костомаров и задумчиво черкал лист бумаги танками. Рисунки были неумелые, детские. Сотрудник тайной службы безопасности не обращал внимания на окружающий бедлам и шум в дирекции наблюдалось смятение: все что-то говорили, трезвонили телефоны, опять же бегали красавицы в кокошниках и сарафанах. Потом господин Костомаров поднялся, прошелся по кабинету, нашел директора и с легкой учтивостью отвел его в сторону.