Провокатор

— Что за, мать моя, бутылка?! — взревел Ванечка, встряхивая таинственный сосуд. — Зараза, не идет! Ну, химия, в Бога, в душу!..

— Ой, брось ты это дело подсудное! — всплеснула руками Любаша.

— Как? Бросить?! — взъярился не на шутку. Но потом хохотнул: — Ха-ха, бросить! Точно! Я покажу, как издеваться над мирным человеком! — И с этими словами, обхватив бутыль, точно бомбу, начал выбираться из домика. — Все равно выдеру счастья! Я не я буду!

Сиреневые сумерки ниспадали с вечных небес. Багровел прощальный закат. Степь благоухала сладкой горечью полыни. Однако человеку на крыльце было не до красот божественного мироустройства. Подняв над бедовой головушкой стеклянный снаряд и такелажно крякнув, он от всей взбаламученной души шваркнул ненавистный предмет о все тот же металлический брус.

Крепкое литое стекло лопнуло, удовлетворяя оглушительным звоном вредителя. Потерев мозолистые ладони, утомленные неожиданной работой, пропойца исчез в домике. А над стеклянными сколками и металлическим брусом закипало необычное мглистое облачко. Оно быстро разрасталось, теряя плотность: становилось все больше и больше…

Наконец легкий степной ветерок колыхнул это странное газовое облако в сторону ангара. И оно поплыло туда, сливаясь с сумерками. И скоро через щели заплыло в ангар, так похожее на мифическое опасное чудовище, разбуженное человеческой беспечностью.

К сожалению, мы сами часто устраиваем себе же неприятности. Например, режем бритвой вены. И нет чтобы в горячей воде; то есть принимаешь ванну, покоишься в лазурной волне и начинаешь думать о вечности, кромсая лезвием запястья, и уходишь в мир иной быстро и безболезненно. А так — кровь сворачивается, и нет никакой возможности уйти в небо.

Девушка (пятая) всего этого не знала — и осталась мучиться жить. Я посетил ее в больнице; она, обескровленная и нежная, не обрадовалась, хотя я прибыл с букетом и фруктами. Одноклассница, как выяснилось, не любила фрукты.

— Уйди, — прошептала она.

— Почему? — удивился я. — Разве ты не любишь яблоки, апельсины, мандарины, груши…

— Не люблю, — подтвердила с ненавистью.

— А я люблю фрукты, — признался, — и твой минет, они напоминают мне лето.

— Н-н-ненавижу! — нервничала.

— Лучше поработай губками и язычком, — пошутил я. — Сделай себе и мне приятно.

— Я тебя убью… убью!.. — закричала истеричка на всю больницу.

Пришлось уйти от столь неряшливого, неприятного во всех отношениях разговора. А ведь могли покувыркаться на больничной койке, как прежде.

Прежде был мир и покой. Я ее любил, единственную и неповторимую. Я ее боготворил. Потом однажды выяснилось, она влюблена в физрука, красавчика и культуриста. Дурочка думала, что у него самый лучший и натренированный пенис, и решила попробовать его на зубок. Это она сделала в школьной раздевалке, не подозревая, что физрук поставил на нее, как на лошадь.

— Отсосет как миленькая, — сказал руководитель физкультуры. — Спорим на ящик коньяка.

— Она честная девушка, — тешил себя очередной иллюзией.

И ошибся — пришлось покупать ящик армянского пятизвездочного напитка. Это обстоятельство меня взбесило, не люблю проигрывать, но я простил ее, похотливую сучь. Если бы не простил, быть ей в том безотказном квартете, обслуживающем моего приятеля Бо. И делала бы все, даже несмотря на камуфляжные порезы рук. Потому что, как правило, я выполняю все свои желания.

Теперь у меня (в год активного солнца) всего одно желание — не умереть. Сестричка умерла именно в такой год — год активного солнца.

Правда, она не ела черешню в неограниченном количестве. Чтобы жить, надо любить фрукты, и поэтому я жадно поглощал витаминизированные фруктовые шарики, когда снова пришел Бо.

Был возбужден, радостен, поправлял новый сюртучок клерка, скрипел импортной обувкой и энергично исповедовался в своих успехах: его перевели в Ящик, то есть на завод оборонной промышленности.

— В качестве кого? — спросил я. — Вредителя?

— Нэ, не вредителя, — с достоинством отвечал. — Но юрисконсультанта.

— Да? — изумился я. — Крепко ж ты насолил Генштабу!

— В каком смысле?

— У тебя какое образование?

— Высшее… — И уточнил, правдолюб: — Неоконченное. А что такое? — И недовольно повернул бонапартистскую голову.

— Ты же расписываешься крестиком, — вспомнил я.

— Вот и неправда, Сашенька! — обиделся будущий юрист.

— Ну-ка, будь добр! — И подвинул к нему лист бумаги.

— Пожалуйста! — И, выудив из карманчика вечное перо, старательно и независимо вывел +, туповато поглядел на крестик, чертыхнулся и снова: +. А-а-а-а-а! — завопил и принялся, как в бреду, губить бумагу: + + + + + + + + + + + + + +, потом устал, сел, изнуренный и поверженный, долго смотрел перед собой, наконец изрек: — В данном случае все это не имеет ровным счетом никакого значения.

— Быть тебе Прокурором республики! — И, сморкнувшись, обтер пальцы о фалду официантского смокинга-сюртука.