Воронцов спрятал бинокль за пазуху и, не оборачиваясь к товарищам, буркнул «отходим». Причина смены настроения командира была понятна. Новый провал задания, пусть и мелкого, это – как новая потеря в группе. Хотя трудно сказать, что больше расстраивало Воронцова. С эмоциями у него была явная напряженка, и о погибших бойцах он открыто не скорбел, а вот провалы акций переживал бурно, да так, что у подчиненных частенько летели искры из глаз. Особенно доставалось Ивану, самому молодому бойцу в группе, попади он под горячую руку. И не важно, была на нем хоть капля вины за неудачу или нет. Майору Воронцову, среди своих – Ворону, без разницы. Удалась акция, празднуем все, провалилась – все получаем по первое число. Таким был главный принцип Воронцова, и, положа руку на сердце, именно такой подход к делу вывел группу в число лучших, когда она была чисто «охотничьей».
На дневной работе дела у группы шли явно хуже, и из главного принципа Воронцова была востребована, в основном, вторая часть.
– Может, проследим за машиной? – провожая взглядом черный «Лексус» с тонированными стеклами, предложил боец по прозвищу Леший. – До поля ведь нормально пропасли. Даже заминировать ухитрились. К вечеру, глядишь, еще разок повезет. Если не закладку сделать, так хотя бы морду этого козла рассмотреть. Не вечно же он будет в темных очках ходить и капюшоном прикрываться.
– Бесполезно, – угрюмо проронил Ворон. – Вырулит на МКАД и растворится. Там черных «Лексусов» без номеров по десять штук на километр. Все марионетки на таких катаются.
– Этот не как все, – осторожно заметил Иван. – Тонировка пижонская, зеркальная. Обычно так бомбилы свою рухлядь тонируют. А чтоб казенный «Лексус» – впервые вижу.
– Будь моя воля, каждому казенному под днище по бруску пластита, и привет, – процедил сквозь зубы третий боец, Злой. – Да чтоб разом рвануло. Сукам сучья смерть. Заодно и предателя укирдычили бы.
– Змеевики новых наймут, – спокойно возразил Учитель, самый взрослый и рассудительный член группы, в прошлом, кстати сказать, никакой не учитель, а участковый. – У них на теплые места длинная очередь.
– И очередь эту я бы из пулемета, – напирал Злой. – Длинной очередью. А потом каждому контрольный в глаз!
– А потом и сам, – хмыкнул Леший, – в небо упылил бы. Таких, как ты, пулеметчиков змеевики мигом вычисляют. Потому и работаем либо холодным, либо взрывчаткой.
– А я фартовый! – Злой оскалился в золотозубой улыбке. – Ушел бы и пулемет унес бы! Хотя можно и холодным. Ножом по горлу и за ноги на фонарный столб. Как баранов на бойне! Вон, на МКАД по всему кольцу развесить, да не снимать с недельку. Сразу пропадет у шкурников охота родиной торговать. Как отрежет, зуб даю!
– Злой ты. – Леший снова усмехнулся.
– А то!
– Нельзя объять необъятное, Злой, – устало потирая глаза, произнес Учитель. – Нам провокатора зачистить бы, и то польза делу. Командир, я уже предлагал, но не поленюсь повторить: надо в Особый отдел доложить. Прямиком Деду. Пусть еще пару групп к делу подключит. Сами мы предателя не поймаем, слабо нам.
– А в табло?! – ощетинился Злой. – Мы в хате паникеров, знаешь, на чем вертели?
– Я не с тобой разговариваю, фартовый, – вяло отмахнулся Учитель. – Командир, что молчишь? Медитируешь, что ли?
Воронцов не ответил. Отвернулся и задумчиво уставился на искрящийся вдалеке купол. Он прекрасно понимал, что Учитель прав, но, как и Злой, не находил в себе мужества открыто признать свою несостоятельность. С той лишь разницей, что не ерепенился, а угрюмо молчал.
– Учитель прав, – вместо командира негромко проговорил Леший, строго глядя на Злого. – По-старинке больше нельзя работать. Надо технический отдел подключать и людей побольше. Дело ведь нешуточное. Против нашей репутации безопасность всего Сопротивления на карту поставлена. Не имеем права на такой риск идти.
Злой явно хотел что-то возразить, но придержал язык и только помотал головой, выражая этим движением и свое несогласие, и мнение о морально-волевых качествах товарищей, и вообще отношение к новому миру, вроде бы ставшему в одночасье родной и милой Злому зоной, да вот, поди ж ты, какой странной! Не воровской и не «красной». А хозяин в ней вообще нелюдь. Змей ходячий. Ну, не беспредел ли, если по большому счету?
– А что мы имеем? – подал голос молчавший до сих пор боец по прозвищу Фюрер. Откуда взялась странная кличка, было понятно с первого взгляда. Фюрер почти не снимал германское кепи. Да если и снимал, бритая голова и свастика, наколотая на затылке, говорили сами за себя. – С чем к Деду пойдем? Да, светился этот хрен поблизости от явок на Кузнецком и в Бутово, да, спалила стража эти хаты, да, знакомая внешность у предателя. В общих чертах. А если конкретно, мы что имеем?
– Видеозаписи, голос, подозрения. – Учитель пожал плечами.