Провокатор

-...И убитых нет? - недоумевал генерал Мрачев. - И раненых? - Бросив в раздражении трубку телефона, прошел к секретной карте военного округа. Присутствующие генералы последовали его примеру. - Так, здесь они продрались, - задумчиво проговорил. - Хотя и могли прошмыгнуть... Куда это они?

- Эта дорога на белокаменную, - сказал генерал ВДВ.

- Шутиха им нужна, - заметил Артиллерист. - Себя показали и нас наказали, канальи.

- И кто? Четыре старых дуралея! - возмутился Ракетчик.

- Четыре Героя Советского Союза! Кажется, для нас это многовато? снова задумался генерал Мрачев.

- А дайте моим орлам взлететь соколами, - предложил генерал ВДВ.

- Танк - не бабочка! - хмыкнул Связист. - Может, с ними связаться по рации?

- Да нет у них связи, - отмахнулся Мрачев. - Любопытствовал у директора. Не успели установить.

- Бардак! Ну? - взялся за лысину Артиллерист.

- Дайте "Градом" щелкнуть! - решительно предложил Ракетчик.

- Хочешь второй Кавказ здесь открыть? - укоризненно спросил Мрачев. И обратился к генералу ВДВ: - Готовь, Виктор Степанович, своих небесных птах.

- Есть!

Над теплой степью и современной импортной техзаправочной станцией с небольшим трепещущим флагом летали птахи.

Скоростная магистраль была пугающе пуста. Из игрушечного жилого домика, выкрашенного в яркий кислотный цвет, выбрался пузатенький бюргер в шортах и майке - Фридрих Гесс. В его руках была зажата банка пива. Бюргер опустился на лавочку со столиком и, задумавшись о чем-то своем, национальном, медленно начал цедить пиво.

Из глубокой думы вывел его шумный приезд на велосипеде Василия, рубахи-парня и помощника-ученика. Вася на вертлявой веломашине был весьма хмелен:

- Фридрих! А я те самогонки из березовой табуретки!..

- Я не п'у тапур'етки, Вас'я, - укоризненно проговорил Ф. Гесс. - Хде афто, Вас'я?

- Какие авто? - не понял помощник, укрощая велосипед. Однако, осмотревшись, тоже удивился. - Ё-мое! А где поток?

- Вся страна отдыхай?

- Может, того... путч?

- Пучч?

- Ну, революция! Ваши же Карл Маркс и Фридрих, кстати, Энгельс... Клара Целкин, да?.. Роза Шлюхсенбург, ну?

- О! Бог мой! - в ужасе вскричал несчастный, обращаясь к небу.

Но небеса были безгласными, лишь пели в них жаворонки - предвестники грозы.

От ж/переезда, к облегчению войск, стартовал "Икарус", переполненный журналистской братией; стартовал по явному следу, оставленному траками Т-34. Вытирая грязное лицо обшлагом, подполковник, похожий на полевую мышь, проговорил нерешительно:

- Быть гражданской войне, я не я буду!

К месту чрезвычайных событий подкатили серебристый "мерседес" и еще несколько казенных автомобилей. Из "мерседеса" выбрались вальяжный Натовец и господин Костомаров. Медленно прошли вдоль обочины, глазея на поврежденную технику, облепленную бойцами, на ревущие тягачи, на суету командиров... За ними на расстоянии следовала группа сопровождающих лиц.

В мирной тишине летнего дня появился странный тревожный звук, будто идущий из-под земли. Фридрих Гесс тоже встревожился; беспокойно прошелся по вверенному хозяйству - в тени мехмастерской посапывал утомленный Василий; на столике, как артиллерийский снаряд, стоял бутыль мутного самогона, рядом с ним нервно позвякивал грязный граненый стакан невероятной емкости. Бюргер решился выйти на мягкий асфальт шоссе; присел на корточки для удобства слухового восприятия - гул приближался и был необратим, как рок.

Степной и вольный ветер врывался через открытый верхний люк в боевую рубку Т-34, гуляя по ней ощутимыми полевыми запахами. Старики молчали, отдыхали от первого боя после 45-го года. Лишь Ухов работал - вел боевую машину с веселой одержимостью. Он и сообщил экипажу:

- Командир! Вижу бензин!.. И человека... Чего делает-то?

Скорый Беляев вынырнул из верхнего люка и увидел: яркими красками пестрела бензозаправка, а на шоссейном гудроне сусличным столбиком застыл странный человек с ухоженным нерусским лицом.

- Хенде хох! - веселя душу, заорал Беляев. И увидел флажок с крестом, реющий в чистой синеве русского неба. - А это что такое, едреня-феня? Кресты фрицевские. А ну, вашу мать!.. - И нажал гашетку крупнокалиберного пулемета, срезая пулями примету чужого вторжения.

Фридрих Гесс окончательно изменился в лице, испуганно вздернул руки вверх и шлепнулся на свой крепкий бюргерский зад.

Трудно не согласиться с утверждением, что жизнь берет свое. Как я ни сопротивлялся, как ни брыкался, как ни проклинал моего директора моей души Классова, но он, непьющий и трезвомыслящий, отсек меня, одурманенного праздником, от восторженных пухленьких поклонниц, затолкнул, сука тревожная, в качестве мешка с дерьмом на заднее сиденье студийного автомобиля, хорошо хоть не в багажник, и мы, посредники иллюзий, вырвались на тактический простор ночных улиц.

На столице, как каинова печать, лежала мгла. Возникало такое, повторю, впечатление, что на всех столбах вывинтили лампочки.

- Куда это мы тащимся, мутило? - возмущался я. - Мало того что ты не дал насладиться прелестями жизни, так еще и везешь неизвестно куда!

- Мне известно, - ворчал мой друг. - Ко мне домой.

- Зачем?