Провокатор

Но странно, странно: я живу, а моя сестричка - нет. Впрочем, я знаю, почему А. умерла. Она не любила черешню. Когда ее потребляешь в неограниченном количестве, то возникает ощущение, что жуешь кусок резинового шланга. И А. ела черешню лишь в том случае, когда я начинал плеваться в нее косточками. Как жаль, что только теперь я знаю, как можно было спасти Альку - плюя в нее косточки.

Я бы плюнул на все - самостоятельно ушел из жизни. Кстати, в нашей счастливой во всех отношениях стране ежегодно добровольно подыхает около ста тысяч граждан. Этакий демарш ослушников из райской неволи. Я бы последовал за ними, да слишком люблю себя, как люблю черешню. А. не любила черешню, а я люблю - и себя, и прорезиненную ягоду. Себя даже больше. И даже не себя, а этот окружающий меня мир, омерзительный и разлагающийся, как труп собаки.

...На дороге мы обнаружили полураздавленную псину. Казалось, она прилипла к темной сукровичной луже и поэтому не могла двигаться. Вернее, она не могла двигаться, потому что из ног торчали сколки костей.

- Ну? - спросил я друзей. - Первый? - И ногой пнул булыжник. - Кто?

Они молчали, друзья свободолюбивого детства.

- Велосипед дам на день, - сказал я им; и каждый взял булыжник. У них, детей плебеев, не было двухколесной хромоникелевой игрушки, и поэтому каждый поспешил зажать в руках оружие пролетариата. И обрушить на холмистую голову пса.

Через день я набрел на разлохмаченную сухую плоть. Я был слишком добр и помог псу уйти от боли и муки.

Теперь думаю: а кто поможет мне? И знаю ответ - никто. Кроме, разумеется, Бога и Бо.

После смерти сестрички Бонапарт днями ходил по двору - искал ее. Она защищала его, и он, пустоцвет, не понимал, почему больше его не защищают. Он, обласканный судьбой, раздражал всех покорностью и выносливым идиотизмом. Все, конечно, хотели ему добра, а получалось всегда через прямую кишку.

Пристроив дурня курьером, я был уверен, что результат будет плачевным. И когда услышал рыдающий голос отца, не удивился. Из его воплей, всхлипов и кованого мата я уяснил: что-то случилось. И то, что произошло, нечто катастрофическое, - связано со злонамеренными действиями Бо.

- И что он там пристроил? - поинтересовался после телефонного смерча.

- Е'его мать! - точно и метафорично выразился генерал. - Что! Что! Войну мировую чуть не начал, подлец!

Разумеется, с испуга член Военного Совета во сто крат преувеличил способности моего друга к развязыванию планетарных военных действий. Позже выяснилось: война, конечно, могла случиться, но вовсе не мировая, а региональная, и даже не региональная, а так - перестрелка, и даже не перестрелка - стычка; хотя, впрочем... черт его знает.

- Как же так? - журил я своего товарища. - Такая странная безответственность. Я, понимаешь, за тебя хлопотал...

- Я больше не буду.

- Не буду... Ты, брат, все человечество поставил на грань мировой катастрофы. Так, во всяком случае, утверждает Генштаб.

- Да-а-а? - всхлипывал Бо.

- Ты вообще думал о нас, детях Земли? - возмущался я. - Что с нами было бы из-за тебя?

- Что-о-о?

- Ядерная война, вот что! Голод, холод и бесславный конец, если говорить сдержанно.

- Не виноват я, - страдал мой товарищ.

- Кто же виноват?

- Аидочка-а-а.

- Аида - эта святая женщина?

И что же выяснилось? Оказывается, необузданная гарпия посетила мужа на боевом посту №1, чтобы якобы убедиться, насколько верно супруг блюдет государственные интересы. Как она проникла сквозь сеть пропускной системы, для всех осталось тайной.

Проникнув на пост №1, ревнивица умыкнула мужа именно в тот момент, когда ему вручили сверхсверхсверхсекретный пакет для доставки на пост №2 (это соседний кабинет). С поста №1 (это соседний кабинет) исполнительный курьер удалился вместе с пакетом и женой и в назначенный час Х не прибыл на пост №2, что немедленно повлекло за собой обострение международной обстановки. Из сложного механизма военного паритета выпала звездная шестеренка, которая и застопорила поступательное движение к всеобщему разоружению и процветанию мира во всем мире. Шестеренкой оказался Бо, исправно выполняющий супружеские обязанности на пожарной лестнице Генштаба.

- Как же так? - разводил я руками. - Ты, бессовестный, справлял половую нужду, а весь мир, затаив дыхание...

- Не виноват я, - каялся курьер.

- А кто же виноват?

- Аидочка, она меня возжелала.

- Как?

- Воз-з-зж-ж-желала.

- Не ври. Она беременна.

- Она ошиблась.

- И что теперь? Весь мир должен расплачиваться за ваши ошибки?

- Нэ...

- Тогда не понимаю: если вы захотели делать наследника, делайте его дома.

- Дома я не могу.

- Почему?

- Дома не стоит.

- А на посту №1?

- Как штык.

- Тогда конечно, - согласился я. - Надо пользоваться служебным положением и удобным случаем.

Однажды, когда мы были молоды и бесхитростны, то на Первое мая устроили свальный грех. Вернее, я пригласил пять одноклассниц отпраздновать Всемирный день труда - отпраздновать трудовыми подвигами в постели. Мне было интересно проверить свою физическую, скажем так, боеготовность. Тогда я еще верил, что обманул судьбу, и чувствовал себя превосходно.