Главный конструктор Минин шел по заводскому двору. Он был заставлен танками. Многокилометровая площадка - кладбище мертвого металла. Время, дожди и люди превратили боеспособные машины в железные ржавые холмы безнадежья. И между этими холмами шел старик. И по его решительному лицу было видно: он не хочет признаваться себе в том, что среди разбитого хлама бродят лишь тени - тени из прекрасного, яростного, опасного прошлого, когда все люди были молоды, бессмертны и непобедимы.
У огромных ворот с закрашенными краской разлапистыми звездами стояла старенькая "Победа".
Скуласто-славянский жилистый старик рвал ручку домкрата у заднего колеса - на руке мелькала все та же наколка танка. Его спутник, тоже старик, вида импозантно-интеллигентного, в соломенной шляпе, копался в моторе машины. И на его запястье отмечалась татуировка танка и надпись "Т-34".
- Здорово, танкисты! - подходил Минин.
- Здорово, командир, коль не шутишь, - крякнул жилистый старик. Что-то ты, Ваня, размордел за пять годков, что не виделись!
- А ты, Шура, как был дурновой, так и остался! - огрызнулся Минин. И старику в шляпе: - Здравствуй, Дима.
- Здравствуй, Иван, - ответил тот, и они обнялись неловко по причине измаранности рук владельца авто. - Не обращай внимания: Беляев - он и в гробу будет Беляевым!
- Это точно! - радостно осклабился старик у домкрата. - Как в песне: "Друзья, прощайте, я помираю, кому должен, тех всех прощаю".
- Балаболка! - отмахнулся Минин и спросил про авто: - Не выдержала старуха?
- Такое ралли, - покачал головой Дымкин. - Мой Питер...
- ...мой Волоколамск! - встрял Беляев.
- ...и сюда! Чего-то я погорячился.
- Значит, непорядок в танковых войсках? - И Главный конструктор решительно тиснул руки в изношенное сердце "Победы".
Колеса скорого № 34 настойчиво выбивали музыку дороги. По-прежнему кружили поля, перелески и зеркальные озерца. Старик с седым ежиком, сидя у окна и похохатывая, рассказывал своим путникам, которые слушали его с вежливым и вынужденным вниманием:
- Да я ж без малого четыре годка как в танке. От Москвы до Берлина, через Курскую дугу... "Экипаж машины боевой", слыхали? Для меня поезд что перина пуховая, сплю как убитый.
- Да уж, - напряженно улыбался Потертый.
- Вы кушайте-кушайте, дедушка, - угощала жена курицей и помидорами. На здоровье...
- Это точно, здоровье уж не то. Раньше экипажем каждый год встречались, вроде традиции, гостевали друг у дружки. Потом все редкостнее. А нынче, чую, последний раз гульнем. - Отмахнул рукой в окно. - Эх, жизнь, пролетела, как во-о-он те березки...
Дверь купе лязгнула, на пороге появилась веселая и разбитная Проводница:
- Эй, покойничек! Чаю-то желаешь?
- А как же, красавица!
- Сейчас намалюем, дедуля!
Когда удалилась, вильнув крутым бедром, старик крякнул и шалопутно молвил, к тихому ужасу попутчиков:
- Эх, полста годков сбросить! Я бы ей впальнул из своей двухсотмиллиметровой пушечки.
По изумрудному полю компьютера метались танки, беспрерывно стреляющие. Компьютер находился в большом, представительном кабинете директора ТЗ. На стене пласталась карта РФ и висела картина "Танковое сражение под Прохоровкой" малохудожественного значения. На полках стояли макеты танков, бархатная пыль наросла на них.
Директор, человек грузный и пожилой, вместе с малолетним внуком увлеченно вел танковую битву на экране дисплея. Неожиданно молоденький голос секретарши прервал забаву:
- Никита Никитович, Москва!
- О, по мою душу!.. - Подхватился к столу, цапнул трубку. - Да, Лаптев! Да-да, полностью перепро-пра-пры-тьфу... перепрофилируемся! Конечно-конечно. Все понимаем: в конверсии - наше будущее... Так. Так. Комиссию встретим. Как понимаю, решение принято? Нет, какие могут быть проблемы? Приказ есть приказ! Да-да! Есть! - Бросил трубку; постоял в задумчивости, глядя из окна на запущенный заводской двор. По броне мертвых танков бродило тихое солнце. От ворот отъезжала старенькая горбатенькая "Победа".
- Дед, - раздался недовольный голос внука, - ты чего там? Я ж тебя жду!
- Да-да, Боренька, иду-иду, - сказал директор и поспешил к экрану, отражающему ирреальный мир.
Однажды (в молодой жизни) я снимал документальную зарисовку о любимом городе. О буднях иллюстративного человека труда. И повстречался нашей творческой группе работяга, влезающий в люк канализационного коллектора. Дядька был прост, как классик, и на вопрос: "А что такое для вас счастье?" - ответил доверчиво: "А-а-а, вылезти обратно, сынки".
Теперь, когда я влезаю в какие-нибудь скандальные истории, а потом оттуда выбираюсь, изрядно помятый, то непременно вспоминаю канализационного трудягу.
Наш народ по-своему талантлив и хорошо усвоил сексогональную истину: влез-вылез - и будешь счастлив навек, человек, то есть каждый день. И ночь.
Ночами, пока весь трудолюбивый народец добывает в поте яйца слюнявое счастье: туда-сюда-обратно - тебе и мне приятно, я любуюсь кристалликами звезд, которые, сверкая на бесконечной ткани темного мистического неба, намекают, что дела-то дрянь, господа, ждут нас всех великие потрясения, а также разрушение внутренних идеалов.