А что делать сейчас? Пить нельзя. Читать не хочу. Бабу не могу - не могу исключительно от лени. Сколько можно пихаться со стервами в потливой похоти - все равно результат один и тот же: минутный оргазм счастья, переходящий в бесконечные проблемы. Скучно жить на свете, господа, скучно.
Что делать? Открыл окно: было начало осени, середина дня, начало, напомню, века. Вверху плыли облака. Ионизированные, они плыли гипсографическими странами, материками, островами. У меня возникло закономерное желание запрыгнуть на один из необитаемых островов, чтобы уплыть на нем в теплые хлебосольные свободные края.
А что, собственно, мешает мне это сделать?
Лучше жить на сияющем открытом коралловом острове, чем безропотно сидеть в гос. жопе. В ней, конечно, удобно, тихо, все вокруг шелковисто косматится, но уж больно воняет фекальными пирожками.
Так что, господа-мечтатели, давитесь сами собственным празднично-вонливым пирогом. А меня увольте.
Кряхтя, взбираюсь на подоконник. Плыл остров, похожий на детство. Раньше или позже все мы возвращаемся на острова, где родились. Прощай, разум! Может быть, еще встретимся. Любимый наш тост перед рюмкой: прощай, разум! Быть может, еще встретимся. Почему бы его не произнести, шагая на остров, где живут чистые души?..
Прощайте, персонализированные говноеды от буквы А до буквы Я. Надеюсь, мы не встретимся в другой, палеозоологической жизни?! Да здравствует мир моей фантазии!
По утреннему огромному цеху ТЗ спешила группа немолодых людей. Цех был пуст, гулок и безмолвен. В его пролетах ныл пыльный ветер.
Старики, ведомые Мининым, шагали по мертвому пространству труда. Молчали. Только шаркающие шаги, как птицы, взлетали за их спинами.
...Свет прожекторов уничтожил утреннюю мороку - на пьедестале ямы памятником возвышалось бронетанковое чудо. Мининские гости потеряли дар речи. Смотрели во все глаза. Наконец, чтобы сбить торжественность момента, Беляев желчно спросил, кивнув на меловую надпись:
- Ты, Ваня, звал, чтобы по бабам, что ли?
- Цыц, мутило! - повысил голос Ухов.
- Срезал, командир, - сказал Дымкин. - Твой трактор?
- Наш "Зверобой", - ответил Минин. - Светлые головушки работали. Вот пушка - строго горизонтально. В Америке такой нет. И не будет. Если только "пушкарь" туда не махнет. А он махнет. Сидит безработный с минимальной зарплатой. А у него жена, ребенок, теща-баба... А-а-а! Что говорить! - в огорчении махнул рукой. - Вредительство...
- Однако зверюга в полной красе! - цокнул языком Ухов.
- В одном экземпляре, Леха. - Минин ходил вокруг своего детища, был похож на экскурсовода. - Пятьдесят тонн живого веса, бронь до 500 мм, многослойная, как пирог, а между листами стали синтетический материал. Определить расстояние до цели с точностью до нескольких сантиметров позволяют лазерные дальномеры. Дымыч, это для тебя как наводчика. Так вот, данные с этих приборов автоматически вводятся в баллистический вычислитель, который, кроме того, учитывает изменение расстояния и углов между танком и целью, температуру заряда выстрела, изношенность ствола пушки, направление и скорость ветра, температуру воздуха, атмосферное давление... А главное уникальная система электромагнитной защиты...
- А гальюн там есть, командир? - вмешался некстати Беляев.
- И большой, - обиженно буркнул Минин. - Утопиться тебе, Шура, хватит.
Дымкин обнял за плечи боевого товарища:
- Ваня, ты не обижайся. Волнует Саню гальюн, как могилу гроб.
- Братцы, я ж всей душой! - Беляев панибратски хлопнул бронированного зверя. - Такую пукалу бы нам на войну... Какие там "тигры", "пантеры", "фердинанды"! - Вдруг насторожился: - Ваня, а как ты его обзываешь?
- "Зверобой", - недовольно ответил Минин. - А что?
- Не по-нашему, командир, - задумчиво проговорил Беляев. - Не по-русски. Леха, что, не так? Дымыч?
- Вроде не германцы, - согласился Ухов. - Не эти... янки, мать их Америка.
Старик Беляев беспокойно огляделся по сторонам - метнулся к ведру со смолоподобным варевом. Минин лишь успел протестующе вскрикнуть, а его боевой товарищ уже карабкался по раскладной лесенке. Потом утопил кусок ветоши в ведре и, скрывая меловую надпись, влепил на легированной стали грубое и зримое: Т-34.
И закричал что-то радостно-победное. И показалось, что боевая машина вместе со славным именем приобрела окончательную мощь и боеспособность.