Читаем Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время полностью

Все сказанное позволяет сделать один вывод: механизм защиты власти в общем и целом действовал исправно. Правда, его верхушка погрязла в интригах, в подсиживании друг друга, ее интересы переплетались с интересами безответственной придворной камарильи. Тот же директор департамента полиции Белецкий являл собой пример типичного карьериста, построившего свое продвижение по служебной лестнице на угодничестве и выполнении всякого рода щекотливых поручений — сначала Столыпина и его жены, а затем — царского фаворита Распутина[63]. Генерал В.Ф.Джунковский, с именем которого связана наиболее значительная попытка реформирования политической полиции, отдавал должное работоспособности Белецкого, но считал его совершенно несоответствующим занимаемому посту: «…Что он действительно делал превосходно, что выходило у него мастерски, так это втирание очков. Это у него было доведено до совершенства». О Виссарионове Джунковский писал, что тот «не имел никаких принципов, ничем не брезгал, был большой подхалим, а с подчиненными надменен»[64].

Полицейский аппарат работал в значительной мере инерционно, независимо от смены лиц в высшем его руководстве. Об этом свидетельствует принятая департаментом полиции стратегическая линия в отношении РСДРП. Она оставалась неизменной и при Белецком и после его увольнения.

Несмотря на широкую конкретную осведомленность о революционных партиях, в департаменте полиции не было полного единства в понимании их устремлений и реальной силы. Переоценивалась опасность кадетов, из социал-демократов Виссарионов считал более опасными большевиков[65], а Белецкий — меньшевиков, которые якобы всегда готовы идти на объединение с большевиками[66]. Такая перспектива признавалась более чем нежелательной, это подчеркивалось в ряде циркуляров департамента полиции. Очередной циркуляр, подписанный 16 сентября 1914 г. новым директором департамента В.А.Брюн де Сент-Ипполитом, требовал от начальников охранных отделений и жандармских управлений внушить подведомственным им секретным сотрудникам, «чтобы они, участвуя в разного рода партийных совещаниях, неуклонно, настойчиво проводили и убедительно отстаивали идею полной невозможности какого бы то ни было организационного слияния этих течений и в особенности объединения большевиков с меньшевиками»[67].

Понятная заинтересованность в раздроблении сил противника соединялась в этом руководящем документе политической полиции с преувеличением ее возможностей. В этом отдавали себе отчет и некоторые ее видные деятели. Начальнику Московского охранного отделения Мартынову циркуляр представлялся «недостаточно продуманным», а сама идея регулировать взаимоотношения большевиков и меньшевиков усилиями секретной агентуры — наивной утопией. Мартынов понимал, что они регулируются «общим ходом жизни партии, да и самой страны, в ее политическом и экономическом отношении…»[68].

Тем не менее для воплощения замысла Белецкого предпринимались определенные усилия, подыскивались подходящие кандидаты. Одним из них и был Роман Малиновский, уже проявивший себя к тому времени в качестве секретного сотрудника московской охранки под началом того же Мартынова.

<p><strong><emphasis>Глава 2. </emphasis>ПРЕДАТЕЛЬСТВО</strong></p>

Вероятно, он прибегал к недозволенным методам, ведь во всех странах полицейская служба больше похожа на царскую охранку, чем нам хотелось бы думать.

Г. Честертон

Мало кто в Москве не знал серый двухэтажный дом в Большом Гнездниковском переулке. Принадлежал он учреждению таинственному — Московскому охранному отделению. Непроницаемо забеленные стекла и решетки на окнах первого этажа ограждали происходящее внутри от излишне любопытных взоров. После того, как во время декабрьского восстания 1905 года в помещение охранки эсеры бросили ночью из промчавшейся мимо пролетки две бомбы, спешно сооруженная защитная «рогатка» отделила дом от тротуара, ограничив и без того узкий проезд.

Современник, побывавший в этом здании вскоре после свержения монархии, рассказывал, как «с невольным трепетом» перешагнул порог ворот и со двора, через один из девяти подъездов поднялся па второй этаж, где находился кабинет начальника охранного отделения — большая комната с медвежьей шкурой на полу и письменным столом с «бессчисленными телефонами». Телефоны связывали охранку прежде всего с полицейскими участками. Оттуда вызывали на допрос арестованных (но имелась и своя тюремная камера). Связь поддерживалась также с «черным кабинетом» на московском почтамте — там перлюстрировались подозрительные письма, после чего копии поступали в охранку для «разработки».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии