Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время

Пожалование состоялось по всеподданейшему докладу министра внутренних дел, но вряд ли Макаров упомянул, чем занимался Виссарионов в дни Бородинских торжеств помимо забот об охране царя. Еще весной 1912 г. во время ревизии Московского охранного отделения вице-директор департамента полиции узнал от начальника отделения Заварзина сногсшибательную новость: секретного со-Iрудника «Портного» социал-демократы намерены выдвинуть в IV Государственную думу, он сам доказывает, как будет выгодно его избрание правительству. 5 мая Виссарионов направил рапорт об згом министру внутренних дел. Новый начальник московской охранки Мартынов, принявший дела у Заварзина в июле, подтвердил: у Малиновского очень сильны шансы пройти в Думу. В связи с этим Белецкий предложил своему заместителю воспользоваться поездкой на Бородинские торжества чтобы лично познакомиться с Малиновским и обсудить все возникающие вопросы.

Первая их встреча произошла в присутствии Мартынова и Иванова. Разговор был, по словам Виссарионова, «обо всех обстоятельствах», в том числе о переезде Малиновского в случае его избрания в Петербург, о жаловании, о месте «работы». Малиновский признался, что не хотел бы «работать» с Петербургским охранным отделением, и встретил со стороны собеседников полное понимание, несмотря на то, что раньше ни один из секретных сотрудников не связывался напрямую с департаментом полиции[234].

Развернутую аргументацию в пользу продвижения Малиновского в депутаты мы находим в письме Мартынова Виссарионову от 25 августа 1912 г. Возможные варианты при том или ином исходе выборов представлялись Мартынову следующим образом: если избрание не состоится, то «серьезность партийных связей «Портного»… приведет или к полному отдалению его от дела или же, в противном случае, при его широкой популярности, к более чем нежелательному провалу». Если же Малиновский пройдет в депутаты, то «он окажется окончательно забронированным от упреков в бездеятельности со стороны своих единомышленников и от возможности непосредственного воздействия розыскных органов империи»[235]. Иначе говоря, не исключалось, что Малиновский откажется от карьеры провокатора. Депутатское звание мыслилось как гарантия от такой нежелательной перспективы: более видное и безопасное положение будет побуждать Малиновского усерднее служить правительству, охранка же, идя навстречу честолюбивым устремлениям провокатора, теснее привяжет его к себе.

Прогноз и тактика, предложенные Мартыновым, были приняты. В департаменте полиции высказывали некоторые опасения начальник особого отдела департамента Еремин и сам Виссарионов, но Белецкий решительно поддержал план Мартынова. Ни Золотарев (товарищ министра), ни Макаров не возражали[236]. Священного трепета перед Государственной думой никто из них не испытывал. С помощью провокации в свое время сфабриковали предлог для разгона II Думы — мнимый «военный заговор» членов социал-демократической фракции. И Макарову и Белецкому было хорошо известно, как неприязненно относятся к Думе Николай II и его ближайшее окружение.

Расчищать Малиновскому дорогу в Думу пришлось немедленно. Для участия в выборах рабочим полагалось иметь как минимум шестимесячный стаж работы на одном предприятии. 14 февраля 1912 г. Малиновский поступил на небольшую красильно-аппретурную фабрику В.Фёрмана в подмосковном селе Ростокино (450 рабочих), но незадолго до истечения необходимого срока у него возник конфликт с мастером Кривовым, который решил, что Малиновский претендует на его место. Малиновский действительно выражал недовольство своим положением на фабрике, не соответствующим, как он заявлял, его квалификации, но скорее всего, ради того, чтобы обратить на себя внимание. В результате усилий Кривова как раз в августе Малиновского уволили. Выход охранка нашла в том, чтобы во время торжеств на Бородинском поле арестовать приехавшего туда Кривова, немало тем изумленного, так как он считался «человеком благонамеренного образа мыслей и поведения», хотя, по словам Малиновского, «он слыл среди рабочих за прохвоста, и те его не любили». Под стражей Кривова продержали две недели; за это время запись об увольнении Малиновского в фабричной конторской книге превратилась в запись об отпуске[237].

Подсказали ему, как поступить, юристы-меньшевики, и, когда Фёрман пожаловался на незаконность избрания уполномоченным от его фабрики «бывшего рабочего», уездная комиссия по делам о выборах сочла претензию неосновательной. Получив из канцелярии губернатора жалобу Фёрмана, комиссия ответила 21 сентября, что его заявление «не подкреплено никакими доказательствами» и что «к отмене выборов оснований на найдено». На ответе комиссии сохранилась пометка красным карандашом: «Малинов-гкого внести вновь». Сам Малиновский впоследствии с удовольствием рассказывал, как он тогда «ловко вывернулся»[238].