На пороге зимы 1912 г. Роман Малиновский, совсем недавно шляхтич, а теперь волею судеб крестьянин, вернулся на законном основании в столицу Российской империи, и перед ним — не посетителем, как когда-то, а полноправным депутатом — распахнулись, наконец, заветные двери Таврического дворца.
Построенный в царствование Екатерины II для Потемкина и превращенный Павлом I в пику матери в конюшню, дворец пережил в 1906 г. второе рождение: зимний его сад перестроили в зал заседаний Государственной думы. Как бы не оценивалось место того учреждения в политической системе царской России, ответственность депутатского звания сознавал каждый, кого избрали в Думу. «Страшно говорить в Государственной думе», — признавался В.В.Шульгин, человек неробкого десятка, сравнивая украшенную двуглавым орлом кафедру с Голгофой. Что же должны были в таком случае испытывать, поднимаясь на эту «Голгофу», малообразованные депутаты из народных низов, не вхожие до того ни в какие дворцы?
В 1913 г. получила распространение фотооткрытка: 14 членов социал-демократической фракции IV Государственной думы стоят в парке позади Таврического дворца; в центре группы двое — Н.С.Чхеидзе (он возглавлял фракцию и в III Думе) и Р.В.Малиновский. Всего лишь 14 из 442 — меньше любой думской фракции, кроме трудовиков. В новом — «парламенте», социальный и партийный состав которого предопределила измененная 3 июня 1907 г. избирательная система, а также широкомасштабные злоупотребления администрации во время выборов, 185 мест принадлежало правым, 107 — либералам и 98 — октябристам[275]. В таком плотном окружении ни о какой самостоятельной «законодательной» деятельности рабочие депутаты не могли помышлять, а тем, кто имел такое намерение, Ленин скоро объяснил, что это не нужно. В чем они не сомневались, так это в том, что их слово будет все-таки услышано за пределами Таврического дворца, где продолжало неуклонно расти стачечное движение. В 1912 г. число забастовщиков достигло 1,5 млн., свыше миллиона из них участвовало в политических стачках.
Группе депутатов-большевиков отводилась роль легального центра, способного вести в более или менее прикрытом виде революционную агитацию и воздействовать тем самым на рабочее движение. Вторым таким центром была издававшаяся в Петербурге с апреля 1912 г. «Правда», направляемая из-за границы Лениным; здесь предполагалось печатать без изъятий речи рабочих депутатов. Осенью еще одну легальную рабочую газету — «Луч» — стали издавать меньшевики.
5 декабря 1912 г. Малиновский разослал по нескольким московским адресам письмо с отчетом о начале своей депутатской деятельности. «По приезде в Питер я, конечно, присоединился к прежде приехавшим товарищам, — писал он. — К открытию Думы сорганизовались в социал-демократическую фракцию. Во фракцию вошло 13 товарищей; из них 6 рабочих товарищей, которые прошли только от рабочей курии, и 7 товарищей от общей курии». Номер «Правды» с их биографиями Малиновский обещал прислать «в более или менее достаточном количестве». Далее в письме сообщалось, что фракция отказалась участвовать в голосовании по составу президиума Думы, так как президиум, избранный враждебным рабочему классу большинством, будет неизбежно вести борьбу с социал-демократами: «Выбирайте кого хотите, мы все же используем Думу в интересах народа».
Вторым и наиболее важным выступлением фракции — оно еще было впереди — Малиновский назвал ответ на правительственную декларацию, с которой должен был выступить председатель Совета министров В. И. Коковцов. «В этом ответе мы должны высказать все те требования, которые высказывает сознательный пролетариат. Мы должны открыто и ясно осветить политику правительства и правящих классов; должны выяснить настоящее положение рабочего движения и зачем мы пошли в Думу. Мы должны сделать это в наиболее полной форме».
Ответ (декларация) фракции, сообщал Малиновский, «уже составляется нами на ежедневных собраниях»[276]. Известно, что подготовка декларации заняла много времени. Большевик Н.Н.Крестинский писал еще 14 ноября, что участвует в обсуждении ее проекта[277]. Этот проект написал меньшевик Ф.И.Дан, но в результате обсуждения почти все умеренные (с точки зрения большевиков) формулировки были отвергнуты, а более решительно звучащие ленинские положения (из присланного петербургским большевикам письма «К вопросу о некоторых выступлениях рабочих депутатов») включены в окончательный текст[278].