Провокация: Театр Игоря Вацетиса

Батенин. Ну, валяй. Только как-то непривычно. Что ж ты не высказываешься?

Стоцкий. Вот она, сволочь! (Принимает таблетку.) На сколько, он сказал, перерыв?

Батенин. Барыбиной грим поправляют. Вот как поправят, так и продолжим.

Стоцкий. Что там гримировать-то? Саму себя играет.

Батенин. Ну-у, дело женское… У нее крупные планы. Экран не сцена – все видать. А вообще, как тебе этот поворотик?

Стоцкий(капает в глаза). Какой поворотик?

Батенин. Хватит лечиться! Поговори со мной. Как тебе это… варево-жарево… кино-театр вместе и вообще, то ли играем, то ли снимаем… нравится?

Стоцкий(гаркнул). Нравится!

Батенин. Нет, серьезно. Вообще, занятно… он неглупый, этот Костомолов. Что-то есть. Во всяком случае, по сравнению с остальным…

Стоцкий. Это точно. Кругом еще хуже. (Принимает таблетку.)

Батенин. Ты от чего принимаешь?

Стоцкий. Да я уж забыл… Прописали, я принимаю. А от чего конкретно – забыл.

Батенин. Ну и помогает?

Стоцкий. Угу, отлично помогает. Только от чего – не помню. Миша, он с тобой договор на сколько подписал?

Батенин(подумав). Не могу… коммерческая тайна, он с меня слово взял…

Стоцкий. И с меня слово взял. И оба мы с тобой в дерьме. Мальчишка Ступин знаешь сколько за съемочный день запросил? Знаешь?

Батенин. Так запросить он может сколько угодно, а в реальности…

Стоцкий. В реальности он получает в три раза больше, чем ты.

Батенин. А откуда ты знаешь, сколько я получаю?

Стоцкий. Хорошо, чем я! В три раза. А когда он снимался в Германии, в эпизоде, всего-навсего в эпизоде, получал еще в три раза больше, значит, трижды три – в девять раз больше, чем ты, то есть чем я. И это все была одна двадцатая от того, что получал немецкий актер, который играл с ним на пару. Понимаешь? Одна двадцатая и умножить еще на девять… а если взять нас двоих вместе…

Батенин. Ты меня, Володя, заколебал с твоей математикой…

Стоцкий. Потерпи. Это полезно. Чтоб розовый туман сошел.

Батенин. Какой, на хрен, туман? Ты думаешь, я не понимаю, где мое место? Не понимаю, куда меня задвинули? Прекрасно я все вижу. Но, Володя, годыто идут… новые люди, и в зале тоже новые. Что ж поделаешь, наших уже мало осталось. Скажи спасибо, что нас еще куда-то берут. И потом, ты уж извини, но надо уметь и за других радоваться… и вообще хорошее видеть. Ступин классно играет. Вот вроде бы ничего и не делает, просто входит, говорит, потом уходит, но ведь… Володя, ведь убедительно! Он, знаешь, какойто… страшный! Он молчит, а я гляну на него… и страшно! И у тебя, по-моему, отлично роль вырисовывается…

Стоцкий. Вот только не надо! Жалеть меня не надо! Эти снисходительные поглаживания по головке, не надо! Я сам с собой разберусь.

Батенин. Не ори на меня! Разбирайся сам с собой, а на меня не ори. Тоже мне! Я ему, понимаешь, комплимент делаю, а он на меня орет… Ты всегда привык на самой верхушке сидеть, а другие чтоб пониже… вот что я тебе скажу! А теперь позиция меняется… И надо немного сдвинуться… Да-а!

Стоцкий. Ага! Ступину места мало, надо еще уступить?! Да он же холодный, как собачий нос, и ничем не озабочен, и книжки не читает, и плевать ему на все с высокой колокольни. Потому тебе и страшно на него смотреть. Барыбина тоже саму себя играет…

Батенин. Началось!

Стоцкий. Подожди! Она играет себя, какая она есть, и играет с каким-то остервенением. Она же раньше никогда такого себе позволить не могла. Всегда притворялась… веером размахивала… А тут как будто покаялась за все. Потому что искра-то божья в ней есть. Это же не Ступин, холодный как руль велосипедный… Лара Барыбина была… В молодости это была… э-эх! Ты же провинциал, ты из своей Самары не мог этого видеть.

Батенин. Не скажи! Провинциалы ко всему столичному чуткие. Но ты меня удивил. Ты ж всегда слюной брыжжешь, когда о Барыбиной говоришь, и вдруг Лара… была…

Стоцкий. Была. И я был. И оба мы были. Может, и жаль, что все тогда рухнуло. Может, с того времени и покатилось все не туда.

Батенин. Володя! Я онемел… Я ж не знал… Так у тебя с ней… Вот это да-а! Не думал.

Стоцкий. Все, не надо! Вспомнили и забыли! Молчок! Я к тому заговорил об этом, что мы больше стóим. Не в смысле денег, хотя в смысле денег тоже, но я не о деньгах. Это неплохой сценарий…

Батенин. И я говорю – неплохой! И есть что играть. Не стыдно слова произносить.

Стоцкий. Неплохой. Не больше! Получше других, и только. Но это же все пирожки со сковородки. Горячие. Быстро съесть можно. Остынут – в рот не возьмешь. Он не писатель. Он текстовик.

Батенин. Что ж ты все орешь? Слышно.

Стоцкий. Чего мне бояться? Ну, слышно, так что?