Ученик: – Твоё удивительное отречение от себя притягивает к тебе всех людей. Ты сказал, что майя есть привязанность человека к его родным и друзьям, а дайя – любовь ко всему человечеству, даже ко всем Божиим созданиям. Я не понимаю этой разницы. Не есть ли дайя тоже чувство, привязывающее человека к миру?
Бхагаван: – Дайя не дурное чувство. Наоборот, оно возвышает и ведёт человека к Богу. Верите вы в Бога, имеющего образ или в Бога, не имеющего формы?
Ученик: – Я дошёл до понимания атрибутов. Бог имеет атрибуты. Это я понимаю довольно ясно. Но разве не факт, что невозможно думать об отсутствии формы, не представляя себе какой-нибудь формы? Во всяком случае, нам нужны формы и символы.
Бхагаван (улыбаясь): – Вы видите, что я очень настаиваю на поклонении Богу, имеющему форму и образ, так как это способствует развитию чувства преданности и благоговения.
Ученик: – Преуспевает ли пандит Шашадхар в этом направлении – в развитии бхакти, или набожности?
Бхагаван: – Да, но он склоняется на путь знания. Такие люди принадлежат к особому классу. Они не видят, что этот путь чрезвычайно трудный. Достаточно, если мы отречёмся от мира мысленно. Фактическое отречение не есть абсолютная необходимость.
Ученик: – То, что ты говоришь, как кажется мне, для людей слабых. Потому что люди более сильные понимают отречение в полном смысле этого слова. Они отрекаются от мира не только мысленно, но и фактически.
Бхагаван: – Вы все слышали, что я говорил об отречении?
Ученик: – Да, Бхагаван, я понимаю под отречением не одно лишь отсутствие привязанности к мирским вещам. Это непривязанность к мирским вещам,
Бхагаван: – Вы правы. Мне приятно, что вы поняли это. Видение Бога трудно бывает объяснить другим. Это состояние можно, однако, описать приблизительно. Вы, без сомнения, бывали в театре на драматических представлениях. Вы, конечно, замечали, как до начала представления зрители разговаривают между собою о разных предметах – политике, домашних делах, о правительстве. Но как только подымается занавес, и горы, селения, реки и люди представляются взорам, шум стихает, разговоры прекращаются, и каждый зритель всё своё внимание отдаёт действию, которое разыгрывается перед ним. Почти в таком же состоянии находится человек, который благословлён видением Бога.
Ученик: – Экстатическая любовь к Богу, как ты сказал сегодня, – верёвка, притягивающая человека к Богу любви. С такою любовью можно быть уверенным, что увидишь Бога. Но вопрос в том, доступна ли такая любовь мирскому человеку (грихастхе)?
Бхагаван молчал.
ГЛАВА XI. ШРИ РАМАКРИШНА В СИНТИ[85]
БРАХМО САМАДЖЕI
Бхагаван Шри Рамакришна был приглашён на годичное собрание Брахмо самаджа, которое происходило в том году в прекрасной вилле с большим садом, принадлежавшим Вени Бабу. Утренняя служба кончилась, когда Бхагаван приехал в экипаже с некоторыми из своих учеников и занял приготовленное ему место на веранде, выходившей на обширную квадратную площадку. Бхакты, адепты и члены Брахмо самаджа окружили его толпой. Молитвы, музыка и другие религиозные упражнения продолжались.
Слыша музыку, Шри Рамакришна впал в состояние самадхи и оставался недвижим некоторое время. Придя в сознание, он открыл уста и восторженно заговорил: – Познание Бога как Реальности совсем не то, что магические силы. Есть много сил, даваемых йогой, но помните ли вы, что Кришна сказал о них Арджуне? Когда вы видите кого-либо, проявляющего эти силы, знайте, что тот человек ещё не познал Бога, потому что пользование этими силами требует подчёркнутого утверждения своего «я» (ахамкара), которое является препятствием на пути познания высшей Реальности.
Есть, на самом деле, огромная опасность в обладании магическими силами. Тотапури так поучал меня этой истине: сиддха (человек, имевший абсолютную власть над магическими явлениями) сидел на берегу моря. Неожиданно поднялась сильная буря, которая весьма расстроила его. Желая остановить её, он воскликнул: «Пускай остановится буря!» Его приказание было мгновенно исполнено. Но вдали виднелся корабль с поднятыми парусами. Когда ветер вдруг спал, корабль опрокинулся, и все бывшие на нём утонули. Сиддха был причиною несчастия, и, следовательно, на нём был грех убийства стольких невинных людей. За такой ужасный грех он потерял свою силу, а после смерти должен был мучиться в чистилище.