Proxy bellum (СИ)

— Руки вверх! Всем! — крикнул он где-то минуту спустя.

Все посетители и сотрудники вновь повернули голову к нему. И обнаружили в его руках пистолет с глушителем, которым он водил то туда, то сюда.

— Руки! Все задираем! — вновь крикнул он. — Ну!

Раз повел.

Два, стараясь как можно шире охватить аудиторию, чтобы никто не ушел не напуганным.

Вот его пистолет, пройдя мимо сектора с Любовью Петровной, начал удаться. Чем супруга генсека и воспользовалась.

Сунула руку в свою дамскую сумочку. И выхватив лежащий там револьвер навела его на противника, заняв правильную, устойчивую стойку для стрельбы с хватом двумя руками. Уж что-что, а минимальную стрелковую и тактическую подготовку Фрунзе своей жене дал. Ситуации ведь разные бывают. Так или иначе, но Любовь Петровна выхватила свой револьвер[1]. И заняв стойку крикнула:

— Бросай оружие!

Этот злоумышленник вздрогнул от неожиданного выкрика. И, не думая бросать пистолет, начал поворачиваться к ней.

Она же, не будь дурой, взяла и выстрелила.

В плечо.

Бах!

И этот бедолага заорал, падая и хватаясь за свое правое плечо. Разумеется, выронив пистолет.

Меньше чем через тридцать секунд после этого в помещение ворвалась охрана с компактными пистолетами-пулеметами на перевес. И в темпе взяла все под контроль. Позволив Любови Петровне расслабиться.

Это был первый ее выстрел в человека. Отчего, на откате, стало трясти крупной дрожью. Ведь одно дело в тире по мишеням палить, нарабатывая стрелковые рефлексы. И совсем другое, когда в человека. Во всяком случае вот так — считай в упор и для достаточно чувствительной женской натуры. Кровищи то! Ух! Плечо тяжелая тупоносая экспансивная пуля знатно разворотила…

Вызвали полицию.

Та быстро прибыла, благо, что отделение оказалось недалеко. Приняла горе-злоумышленника, которому уже оказали первую помощь. Также шустро опросила Любовь Петровну, чтобы ее отпустить. Но уходя та замерла в дверях…

— Что-то случилось? — осторожно спросил начальник ее охраны.

— Пистолет.

— Что пистолет?

— Откуда у него пистолет с ЭТИМ глушителем? Пистолет армейский. Что само по себе странно. Откуда он у него? Но это еще куда не шло. Но вот глушитель. Он ведь Зарайской мастерской. Или я ошиблась?

Начальник охраны несколько секунд промедлил, размышляя.

Быстрым шагом прошел к оружию.

Надел перчатки.

Осторожно его взял, чтобы не стереть возможные отпечатки пальцев.

Внимательно осмотрел.

И выдохнул.

— Нет, к счастью, нет. Кустарный. Но похож.

— Разберитесь с этим. — довольно строго произнесла супруга генсека, которую вся эта история крайне напрягла. Впрочем, особых указаний начальнику охраны давать не следовало. Он сам знал, что делать. И, кивнул, прошел к телефону, вызывая нужных специалистов…

Любовь же Петровна, пока суть да дело, невольно огладила свой револьвер, запустив руку в сумочку. Это был советский вариант знаменитого английского «Бульдога» под патрон, аналогичный .45 Adams. Большой калибр и убедительная, массивная пуля в нем сочеталась с маленькой начальной скоростью. Это позволяло относительно комфортно стрелять из компактных револьверов, которые не получилось бы из-за размеров взять полноценным хватом. Дистанция же боя таких револьверов была — в упор. То есть, не дальше 10-15 метров. Из-за чего каких-то выдающихся показателей баллистики от них не требовалось.

Сам же по себе револьвер не представлял собой ничего особенного. Короткий такой, компактный, но крепкий и добротный аппарат с рукояткой, имеющей «бобровый хвост», откидывающийся в бок пятизарядный магазин с экстрактором и достаточно мягкий механизм двойного действия. Вполне подходящий даже для слабых женских рук.

Их мал-мало начали с января выпускать на гражданский рынок. Как компактное оружие самозащиты. Что стало возможным из-за принятия, наконец, нормальных законов об оружии и самообороне.

В Союзе в 1931 году, несмотря на все ухищрения советской власти предыдущих лет, на руках находилось огромное количество «стволов». Да и толку от попыток максимально их изъять не было никакого. Потому как выходило, что разоруженное общество оставалось один на один с вооруженными преступниками. Люди это отчетливо понимали, сталкивая повседневно с этим злом. Поэтому сдавать оружие не спешили. А там, где удавалось более-менее решить этот вопрос, начинала стремительно расти преступность. Полиция ведь могла реагировать в основном только постфактум. Ибо к каждому гражданину ее не приставишь, чем злоумышленники и пользовались.

И это — на фоне очень жестких расправ, которую правительство вело с организованной преступностью. И Фрунзе в ужас приходил от мыслей, что там получилось бы, если не эта борьба с ОПГ.

Вот и решился.

Колебался.

Долго колебался.