Proxy bellum (СИ)

— Синод — это консультационный орган при правительстве Советского Союза. В него вошли христиане, мусульмане, иудеи и буддисты. На базе него идет обсуждение и устранение противоречий между конфессиями и разрешений сложностей взаимодействия со светской властью. Заметьте — речь идет о христианстве. В целом. Пока оно представлено представителями русской православной церкви. Но никто не запрещает войти туда и представителям католичества. Однако Папа медлит с таким решением. Хотя мы делали такие предложения.

Дальше посыпался целый шквал вопросов.

Самых разных.

Но практически все — с подвохом или как-то связанные с притеснением католиков в Союзе. Видно курия постаралась и накрутила местных.

— Погодите. — примирительно подняв руки, произнесла Любовь Петровна. — Судя по вашим вопросам вы не знакомы с тем, что происходит в Союзе. Опровергать ваши суждения я не думаю правильным. Самым лучшим вариантом будет, если вы отправите в Союз своих представителей и проверите все сами.

— Но законы…

— А вы читали их? Или судите о них по пересказам? — с мягкой улыбкой произнесла Любовь Петровна, которая с трудом излучала доброжелательность, ибо ее основательно уже достали всяким бредом. — Синод создан как инструмент устранения противоречий. Изначально между христианами, мусульманами и иудеями. Мирно. В основе его работы лежит принцип добрых дел. Слова могут быть какими угодно. Но сказано — по делам их узнаете их. Поэтому правильным признается то решение, которое влечет за собой доброе дело или как-то приближает его. Синод расширяется. Изначально в нем были православные, сунниты и иудеи обычного вероисповедания. Сейчас в него вошли шииты и буддисты. С католиками мы ведем переговоры с первых дней его существования. Все-таки в Союзе довольно крупная община католиков. Поэтому было бы желательно, чтобы они тоже там присутствовали. Но пока все наши инициативы сталкиваются с подозрительностью и чрезмерной осторожностью.

— Советский Союз совсем недавно занимался богоборчеством.

— Это в прошлом.

— Но у людей уже успело сложиться представление о нем.

— Поэтому мы и приглашаем вас посмотреть своими глазами. И сделать самостоятельный вывод…

Долгий разговор продолжился.

Трудно.

Но стойкость, с которой Любовь Петровна выдерживала этот поток скепсиса, дал свой эффект. И присутствовавшие на встречи местной католической диаспоры, решились съездить.

Совсем юных медсестер отпускать не стали. А то мало ли? Никто ведь не знает, чему там их научат. Но вот монашек лет тридцати, со сформировавшимся взрослым мышлением и крепкой католической верой — да. Решили направить. Потому что очень уж соблазнительным выглядел шанс получить сразу столько преподавателей основ медицины. И прощупать шансы для дальнейшего сотрудничества. В конце концов Рим прямо не запрещал подобные вещи. Он просто рассказывал «сказки». Которые, впрочем, не сильно бились с тем, что говорила и предлагала эта женщина…

Часа через три наступил перерыв.

Общая молитва, на которую пришла и Любовь Петровна, дабы продемонстрировать стремление к сотрудничеству. Скудная, лаконичная трапеза без всяких излишеств, которой она опять-таки не побрезговала. И новая поездка. К новому собранию еще одной общины, где ей пришлось выступать.

Дирижабль же ее тем же вечером вылетел в Москву, заполненный католическими монашками средних лет. Полных скепсиса и тревоги. И настроенных едва ли не на жертвенную роль свою. Дескать, их там растерзают страшные коммунисты…

— Кошмар! Это просто кошмар! Как вы тут живете? — тихо спросила вечером Любовь Петровна у президента.

— Трудно, как видите, — не менее устало произнес он. В том числе и потому, что за тоже самое время, фоном, провел ничуть не меньше встреч и совещаний, нередко более напряженного характера. Обещать так, чтобы в это поверили — сложно. Особенно если враг уже год или даже больше рассказывает, будто бы ты его собираешься обмануть. И страшилки всякие нагнетает…

Часть 2. Глава 7

1931, июль, 21. Ялта

— Вы Михаил Васильевич уже становитесь притчей во языцех, — заметил Ататюрк, присаживаясь на стул у небольшого чайного столика. — Такие неожиданные и интересные встречи на природе.

— Погода то какая дивная. И тут из-за бриза не жарко.

— Конечно. Очень благостно. А позвольте полюбопытствовать, отчего же пикник, как у Софии? — произнес он с акцентом, но выбирая занятные порой обороты.

Сразу как Союз стал стремительно набирать силу он и занялся этим вопросом, пригласив для наставничества белогвардейца из числа тех, что решили остаться в Турции. И выучил также, как перед этим освоил французский и немецкий.

— А вы о ней уже слышали?

— Конечно. Эта ваша тайная встреча с Петеном уже на следующий день обсуждалась всей Европой. Теперь вы предлагаете чая попить уже меня. И обстановка… — махнул он рукой. — Горы. Море. Очень необычно. Зачем?

— Это называется инсталляция у художников, — улыбнувшись, ответил Фрунзе.

— Пусть так. Да и к чаю я отношусь очень тепло. Но почему чай? Почему не шашлык? Меня прямо раздирает любопытство.