Проза Часть 3

— Часов в девять, — сказал летчик. — Она такая же была, как утром. Говорит быстро-быстро. Я еле понял. Триста раз повторила, чтобы ты ехал на Рогожское клабище. Домой, говорит, пусть не едет, а прямо на кладбище. Гроб уже туда повезли. Он всю ночь в церкви будет. Понял? В два часа чтоб как штык был на Рогожском. Я правильно запомнил — Рогожском?

— Правильно, — сказал я.

— Чего они так спешат? — спросил отец.

— Да-а… Вчера только Анастасию Никитичну схоронили. На поминках два попа сидело. А теперь вот — старик!

— Обидно, — сказал отец. Большего из себя не выдавил. У него, наверно, своих забот хватало. Не мог как следует на чужом горе сосредоточиться. А притворяться не любил. Хоть у него и недостатков куча, а врать не умеет.

Елки зеленые! У меня в голове и так все не умещалось. А тут еще старик… Вслед за сестрой. Теперь отворяй ворота… И какой старик! Я без него был бы темнотой, вроде Генки Вячина. А сейчас поплакать некогда. Но я знал, что мне его хватит на всю жизнь вспоминать. И еще этот чертов Днепропетровск со строительным институтом. И завтра встречай Федора с Бертой. А я им только три письма за два года накатал. И отец уезжает… А еще мне по носу съездили. И Светка напела, что я гад. Что ж, может, и вправду гад. Но попробуй все это свяжи, разберись за полминуты!

— Пойдем, Топса, — сказал отец.

Он стал ниже меня, а зимой были одного роста. Стриженый и седой, не такой, конечно, седой, как Козлов, но все-таки голова блестела. Ему до козловских лет еще пилять, ему только осенью тридцать семь будет. Так и хотелось погладить его по седоватому затылку.

— Пап! — вдруг разревелся я.

— Ну, будет, Топса, будет. Давай вот выпьем на дорогу. — Он потащил меня в кухню, где оставалась утренняя бутылка, на две трети пустая.

Мы чокнулись.

— Возвращайся, — сказал я, вытирая локтем слезы.

— Попробую, — кивнул он, но как-то вяло. Словно все перед ним было темно и он сам себе не был хозяином.

21

На улице похолодало. Я ежился в безрукавке.

— Ты что, без шинели? — спросил отца.

— В камере хранения.

— Вещи тяжелые?

— Откуда? Сидор — и все. Чемодан тебе оставил. Мне, Топса, и рубля не накопили войны…

— Зато не барахольщик!