Проза и эссе (основное собрание)

Вот, кстати, и газетка со скромной штрейкбрехерской родословной. Точнее, это — «литературка» по кличке «Лондонское книжное обозрение», появившаяся на свет пару лет назад, когда лондонская «Таймс» и ее «Литературное приложение» несколько месяцев бастовали. Чтобы не лишать публику литературных новостей и прелестей либерального мироощущения, было создано «ЛКО», которое, судя по всему, имело успех. В конечном итоге выпуск «Таймс» с ее «ЛПТ» возобновился, но «ЛКО» тоже осталось на плаву — что свидетельствует не столь о растущем многообразии читательских вкусов, сколь о вялотекущем популяционном взрыве. Поскольку я знаю, человек не выписывает обе эти газеты, если только он не издатель. В значительной степени это вопрос бюджета, но также и амплитуды внимания, или — просто лояльности. Я, например, и сам не знаю, какой из этих трех факторов — хочется верить, что последний — помешал мне купить свежий номер «ЛКО» в небольшом книжном магазине в Бельсайз-парке, куда мы с моей юной подругой забрели по дороге в кино. Бюджетные соображения, равно как и способность к концентрации (хотя в последнее время ее состояние меня сильно пугает) можно сразу исключить: новейший выпуск «ЛКО» во всем своем великолепии красовался на прилавке, а на обложке была изображена увеличенная в размерах почтовая марка, явно отечественного происхождения. С тех пор, как мне исполнилось 12 лет, подобные вещи задерживают мой взор автоматически. На марке, в свою очередь, был изображен человек в очках, с аккуратным серебристым пробором. Сверху и снизу шел текст, набранный модной нынче в этих краях кириллицей: «Советский разведчик Ким Филби (1912–1988)». Он был и впрямь похож на Алека Гиннесса и, может, немножко на Тревора Хауэрда. Я полез было в карман достать ассигнацию, поглядел в глаза дружелюбному юноше-продавцу и уже настроил голосовые связки на цивильное «Будьте добры, пожалуйста…», но потом повернулся на 90 градусов и вышел на улицу. Я хочу подчеркнуть, что сделано это было без излишней поспешности — я успел кивнуть парню за прилавком (мол, передумал) и тем же кивком пригласить за собой свою юную подругу.

IV

Чтобы убить время до начала сеанса, мы зашли в ближайшее кафе. «Что с тобой?» — спросила моя юная боевая подруга, когда мы сели за столик. «Ты выглядишь, как…». Я ее не прерывал. Я знал, что со мной, и мне было даже любопытно, на что это похоже со стороны. «Ты выглядишь, как… Ты смотришь… вбок, — продолжала она неуверенно, запинаясь, поскольку английский для нее тоже не родной. — Точно ты не можешь больше прямо смотреть на мир, не можешь смотреть миру в глаза, — наконец выговорила она. — Что-то в этом роде», — добавила она на всякий случай, чтобы застраховать себя от ошибки. Ну да, подумал я, для других мы всегда реальнее, чем для самих себя, и наоборот. Ибо зачем мы здесь, если не как объект наблюдения? Если со стороны «это» выглядит именно таким образом, значит, дела мои — как, вероятно, и большей части человечества — не так уж плохи. Ибо на самом деле меня сильно тошнило, к горлу подступила волна рвоты. Но даже если реакция эта была естественна, меня поразила ее интенсивность. «Что случилось? — переспросила моя юная подруга. — Что с тобой?» А теперь, дорогой читатель, после наших попыток установить личность автора и время действия, теперь не мешало бы выяснить, какова его аудитория. Помнишь ли ты, дорогой читатель, кто такой был Ким Филби и что он натворил? Если да, значит тебе под пятьдесят и значит, в каком-то смысле, тебе уже пора выходить. Следовательно, все, что ты тут услышишь, окажется для тебя не слишком существенным — и еще менее утешительным. Игра твоя сыграна, дальше ехать некуда; все это ничего уже для тебя не изменит. С другой стороны, если ты никогда не слышал про Кима Филби, значит тебе тридцать или около, вся жизнь впереди, и всё это — древняя история, от которой тебе ни пользы, ни радости — разве что ты любитель шпионских сюжетов. Ну и..? Ну и что же в связи с этим делать автору? Тем более что до сих пор неизвестно, кто он такой. Может ли бесплотный разум рассчитывать на реальную аудиторию? Я думаю, вряд ли, — и еще я думаю: наплевать!

V