Проза и публицистика

   – Этот арестант-с, ваше превосходительство, закован потому-с, что он очень опасен: буйствует постоянно-с,– пояснил в свою очередь смотритель.

   – То есть... как буйствует? На входящих к нему людей бросается, что ли?– спросил губернатор, недоумевая.

   – Вот и вчера-с набуянил,– его и заковали,– не объяснил все-таки своей мысли смотритель.

   – Отчего же ты, любезный друг, не хочешь сидеть смирно?– обратился его превосходительство к арестанту, видя, что толку от смотрителя добьешься не скоро.

   Арестант посмотрел на губернатора исподлобья.

   – Мне жисть надоела; пущай они меня убьют лучше,– сказал он мрачно.

   – Кто?!– изумился Павел Николаевич.

   Арестант злобно посмотрел сперва на прокурора, а потом на смотрителя.

   – Начальники эвти наши,– проговорил он еще мрачнее, указав на них головой.

   – Что же они сделали тебе?– продолжал губернатор, обратившись весь во внимание.

   – Да все наказывают меня: придираются; из-за них и свои-то все надо мной (не разб.)...

   – Ваше превосходительство,– попробовал было опять помешать Падерин.

   – Отчего это вы, г. губернский прокурор, не умеете отвечать, когда я вас спрашиваю, и постоянно вмешиваетесь там, где вашей речи пока не надо? Еще раз прошу вас дождаться своей очереди,– снова как ножом обрезал его губернатор.

   – Почему же придираются именно к тебе? Как ты думаешь?– обратился его превосходительство к арестанту.

   Тот поколебался было с минуту.

   – Говори, братец, смело, – ободрил его губернатор.

   – Они на меня, вишь, сердце имеют: этта чиновник один большой приезжал нас левизировал, так я ему нажаловался на них...

   – Когда же тебя в последний раз наказывали?

   – Да вчера.

   – За что, вы говорите, наказывали его вчера, г. смотритель?– спросил его превосходительство.

   – Набуянил-с, ваше превосходительство: вчера утром помоями меня облил-с, – выяснил, наконец, смотритель свою заветную мысль.

   Губернатор при этом хоть бы улыбнулся.

   – Зачем ты это сделал? – спросил он только у арестанта.

   – Их благородие "каторжным жидом" меня обозвал: я эвтого прозвища слышать не могу,– пояснил в свою очередь заключенный.

   – Я, ваше превосходительство, в шутку-с,– опять залепетал смотритель, как малый ребенок.

   – В таком случае я не понимаю, за что же было наказывать его, г. смотритель!– обратился к нему губернатор, слегка покраснев почему-то.– Позволяя себе шутить с арестантами, вы должны были прежде всего подумать, что на шутку каждому позволительно отвечать шуткой же...

   – Какая же это, ваше превосходительство, шутка-с,– осмелился обиженно выговорить смотритель.

   – Точно такая же, как и ваша-с; только с вашей точки зрения еще поостроумнее... Стыдитесь, г. смотритель, заставлять меня краснеть за вас перед арестантом!– сказал губернатор с таким достоинством в позе и в голосе, что даже этот арестант посмотрел на него с невольным уважением.

   – Это меня, ваше превосходительство, спервоначалу "каторжным жидом"-то г. прокурор прозвал... на другой день, как я на них нажаловался,– пояснил окончательно заключенный, в первый раз назвав губернатора его официальным титулом.

   Его превосходительство посмотрел на него с минуту в тяжелом раздумьи.

   – Можете теперь быть уверены, любезный друг, что никто уже больше не будет наказывать тебя без вины и раздражать неприличными шутками,– сказал он арестанту,– Потрудитесь, г. смотритель, сию же минуту распорядиться расковать его!– прибавил губернатор подумав.

   Смотритель стрелой вылетел из камеры.

   – Ваше превосходительство, вероятно, еще мало знаете этот народ,– осмелился заметить губернский прокурор чрезвычайно почтительно.

   – Потому и знакомлюсь с ним,– сказал ему холодно губернатор.– Вы очень верно предсказали мне давеча, г. губернский прокурор, что я не встречу здесь ничего веселого; но зато я много вижу поучительного...

   Подумав немного, его превосходительство обратился снова к арестанту:

   – Веди же теперь себя лучше: мы очень скоро опять увидимся, и я буду положительно знать тогда, насколько ты был прав сегодня.

   Проговорив это, губернатор вышел, учтиво попросив Падерина проводить его в острожную больницу.

   В больнице оказался безукоризненный порядок. Расторопный молодой фельдшер, торопливо вскочивший при появлении губернатора от какого-то больного, отвечал на все вопросы его превосходительства совершенно толково и в то же время очень сильно, что особенно понравилось Павлу Николаевичу. Прежде всего здесь бросалась в глаза необыкновенная опрятность: белье на арестантах, белье на кроватях, столы, пол, стены, самый воздух больницы – все было так чисто, что лучше нельзя было и требовать (не разб.).

   Больных оказалось сравнительно очень много; но достаточно было только раз взглянуть на их спокойные и довольные лица, чтобы сразу же и понять, что больница для этих изгнанников общества была тем раем (не разб.), в котором Адам почувствовал всю мерзость грехопадения. Губернатор только для одного виду спросил у них: довольны ли они всем? И получил самый удовлетворительный ответ с прибавкою двух-трех трогательных благословений инспектору врачебной управы.

   – Кто же заведует больницей непосредственно? – обратился его превосходительство к фельдшеру.