Проза и сценки. Драматургия

Тут сверху на Кузнецова упал третий кирпич. И на голове Кузнецова вскочила третья шишка.

– Ай-ай-ай! – закричал Кузнецов, хватаясь за голову. – Я, гражданин Кузнецов, вышел из… вышел из… вышел из погреба? Нет. Вышел из бочки? Нет! Откуда же я вышел?

С крыши упал четвертый кирпич, ударил Кузнецова по затылку, и на затылке у Кузнецова вскочила четвертая шишка.

– Ну и ну! – сказал Кузнецов, почесывая затылок. – Я… я… я… Кто же я? Никак я забыл, как меня зовут. Вот так история! Как же меня зовут? Василий Петухов? Нет. Николай Сапогов? Нет. Пантелей Рысаков? Нет. Ну кто же я?

Но тут с крыши упал пятый кирпич и так стукнул Кузнецова по затылку, что Кузнецов окончательно позабыл всё на свете и крикнув: «О-го-го!», побежал по улице.

Пожалуйста! Если кто-нибудь встретит на улице человека, у которого на голове пять шишек, то напомните ему. что зовут его Кузнецов и что ему нужно купить столярного клея и починить ломаную табуретку.

1 ноября 1935 года.

«Окно, занавешенное шторой…» *

Окно, занавешенное шторой, всё больше и больше светлело, потому что начался день. Заскрипели полы, запели двери, в квартирах задвигали стульями. Ружецкий, вылезая из кровати, упал на пол и разбил себе лицо. Он торопился на службу и потому вышел на улицу, прикрыв лицо просто руками. Руки мешали Ружецкому видеть, куда он идёт, и потому он дважды налетал на афишную будку, толкнул какого-то старичка в коленкоровой шапке с меховыми наушниками, чем и привёл старичка в такую ярость, что случившийся тут поблизости дворник, старающийся поймать лопатой кошку, сказал расходившемуся старичку: «Стыдно, батька, в твоито годы так безобразничать!»

<1935>

Басня *

Один человек небольшого роста сказал: «Я согласен на всё, только бы быть хоть капельку повыше».

Только он это сказал, как смотрит – стоит перед ним волшебница.

– Чего ты хочешь? – говорит волшебница.

А человек небольшого роста стоит и от страха ничего сказать не может.

– Ну! – говорит волшебница.

А человек небольшого роста стоит и молчит. Волшебница исчезла.

Тут человек небольшого роста начал плакать и кусать себе ногти. Сначала на руках все ногти сгрыз, а потом на ногах.

Читатель, вдумайся в эту басню и тебе станет не по себе.

<1935>

Новая Анатомия *

У одной маленькой девочки на носу выросли две голубые ленты. Случай особенно редкий, ибо на одной ленте было написано «Марс», а на другой – «Юпитер».

1935

«Одна особа, ломая в горести руки…» *

Одна особа, ломая в горести руки, говорила: «Мне нужен интерес в жизни, а вовсе не деньги. Я ищу увлечения, а не благополучия. Мне нужен муж не богач, а талант, режиссёр, Мейерхольд».

<1935?>

«Я не люблю детей, стариков, старух…» *

Я не люблю детей, стариков, старух и благоразумных пожилых.

Травить детей – это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!

Я уважаю только молодых здоровых пышных женщин. К остальным представителям человечества я отношусь подозрительно.

Старух, которые носят в себе благоразумные мысли, хорошо бы ловить арканом.

Всякая морда благоразумного фасона вызывает во мне неприятное ощущение.

Что такое цветы? У женщин между ног пахнет значительно лучше. То и то природа, а потому никто не смеет возмущаться моим словом.

<Вторая пол. 1930-х>

«Он был так грязен, что однажды…» *

Он был так грязен, что однажды, рассматривая свои ноги, он нашёл между пальцев засохшего клопа, которого, видно, носил на ноге уже несколько дней.

<Вторая пол. 1930-х>

«Одному французу подарили диван…» *

Одному французу подарили диван, четыре стула и кресло.

Сел француз на стул у окна, а самому хочется на диване полежать. Лёг француз на диван, а ему уже на кресле посидеть хочется. Встал француз с дивана и сел на кресло, как король, а у самого мысли в голове уже такие, что на кресле-то больно пышно. Лучше попроще, на стуле. Пересел француз на стул у окна, да только не сидится французу на этом стуле, потому что в окно как-то дует. Француз пересел на стул возле печки и почувствовал, что он устал. Тогда француз решил лечь на диван и отдохнуть, но, не дойдя до дивана, свернул в сторону и сел на кресло.

– Вот где хорошо! – сказал француз, но сейчас же прибавил: – а на диване-то, пожалуй, лучше.

<Вторая пол. 1930-х>

Личное переживание одного музыканта *

Меня назвали извергом.

А разве это не так?

Нет, это не так. Доказательств я приводить не буду.

Я слышал, как моя жена говорила в телефонную трубку какому-то Михюсе, что я глуп.

Я сидел в это время под кроватью и меня не было видно.

О! что я испытывал в этот момент!

Я хотел выскочить и крикнуть: «Нет, я не глуп»!

Воображаю, что бы тут было!

Я опять сидел под кроватью и не был виден.

Но зато мне-то было видно, что этот самый Михюся проделал с моей женой.

Сегодня моя жена опять принимала этого Михюсю.

Я начинаю думать, что я, в глазах жены, перехожу на задний план.

Михюся даже лазал в ящиках моего письменного стола.

Я сам сидел под кроватью и не был виден.