Проза. Поэзия. Поэтика. Избранные работы

Горькой было мне усладой

Счастье вместо долга.

(1956)

Тематический сегмент «Долг и счастье» развертывается в три группы инвариантных мотивов. Первая группа реализует тему «самоотречения» и «антигедонизма»; мотивы, входящие в нее, выражают аскетический настрой души, скромность, осуждение легкомысленной погони за удовольствиями и т. д. В ранних книгах Ахматовой эти мотивы нередко носят традиционный национальный оттенок:

Великий русский соблазн самоумаления, смирения, страдальчества, кротости, бедности, манивший Тютчева, Толстого, Достоевского, обаятелен и для нее. В этом она заодно с величайшими выразителями старо-русской души (Чуковский 1921: 26).

Вторая группа образуется в результате согласования той же темы «самоограничения» и т. п. с темой «любви к жизни и ее хрупким ценностям», входящей в тематический комплекс «Душа». Здесь идет речь об эмоциональных реакциях ЛГ на те частицы запретного счастья, которые все же иногда приходятся на ее долю и от которых она не имеет сил отказаться. В основе третьей группы лежит, помимо уже упоминавшегося «самоограничения», тема «альтруизма, взаимопомощи, взаимной выручки»; сюда входят мотивы, касающиеся содержания взаимоотношений ЛГ с любимыми людьми и объектами.

В первую группу мы включили мотивы (21) – (30).

(21) «Мы». Самоумаление, смирение, отказ от «эго» выражаются там, где ЛГ, пользуясь местоимением «мы», говорит от лица некой массы, состоящей из людей скромных, богобоязненных, однотипно мыслящих, иногда немного юродивых. А у нас – светлых глаз / Нет приказу подымать (Ч); Много нас таких бездомных… (Ч); А мы живем как при Екатерине (П); Принесли мы Смоленской заступнице… / Наше солнце, в муке погасшее (АД). О другом значении «мы» см. (39).

(22) Опасения расплаты за легкомысленную или гедонистическую жизнь. А та, что сейчас танцует, / Непременно будет в аду (Ч); Ты – как грешник, видящий райский / Перед смертью сладчайший сон (БС, о Петрограде); Черных ангелов крылья остры, / Скоро будет последний суд (БС); Трудным кашлем, вечерним жаром / Наградит по заслугам, убьет (БС); Где, день и ночь, склонясь, в жару и холода, / Должна я ожидать последнего суда (БС).

(23) Угрызения совести. Прежнее легкомыслие вызывает у ЛГ раскаяние иногда само по себе, иногда – в связи с ущербом, который оно нанесло другому человеку, с недооценкой ЛГ этого человека в прошлой жизни, и т. п. И только совесть с каждым днем страшней / Беснуется: великой хочет дани (БС); Кого ты на смерть проводила, / Тот скоро, о, скоро умрет (В); см. также «Пока не свалюсь под забором…»; «Ангел, три года хранивший меня…» (оба – АД).

(24) Переход ЛГ от прежней жизни (невинно-счастливой, легкомысленной, а то и бездумно-гедонистической) к новой жизни (под знаком аскезы, долга, самоотречения, труда, скромности). Данный мотив, как и следующий, часто совмещается с (50) «Успокоение». Позабудь о родительском доме, / Уподобься небесному крину, / Будешь, хворая, спать на соломе / И блаженную примешь кончину (БС).

В рамках перехода к новой жизни изменяется и характер любви, утрачивающей черты утехи или страсти и приобретающей характер долга: Не для страсти, не для забавы, / Для великой земной любви (П); «Ангел, три года хранивший меня…» (АД). В некоторых случаях неуместность любви-гедонизма эксплицитно связывается с трагизмом ситуации: Не ласки жду я, не любовной лести / В предчувствии неотвратимой тьмы… (П). Иногда принятие на себя долга и аскезы описывается без упоминания о прежней жизни: «На пороге белом рая…», «Буду черные грядки холить…» (оба – АД).