ПрозаК

В это самое время некто по фамилии Смирнов выпадает из окна собственной квартиры — с третьего этажа. Осколок стекла величиной с лоток — такие точно утренние булочники используют, чтобы выложить на всеобщее обозрение продукцию, пахнущую — как в детстве — свежим хлебушком, осколок, напоминающий очертаниями неизвестный науке материк, выскакивает из верхнего левого угла оконной рамы и летит наперерез, и вот, в полёте, который мы из желания неприятно скаламбурить назвали бы бреющим, стеклянное лезвие оттяпывает Смирнову голову, оставляя в качестве телеграфного сообщения последнюю строчку — крупным курсивом: Блядь, а ведь мне голову отрезало! Строчка эта свивается в кольцо (буковки бегут) и внезапно принимает облик игрушечного паравозика с длинной змейкой вагонов, разворачивается, посвистывая, и медленно уплывает вдаль. Смирнов машет платочком, неведомо как оказавшимся у него в руке, и только после того, как поезд окончательно теряется за линией горизонта, поворачивается к нему задом, к лесу передом, и потихоньку, по щиколотку утопая в сугробах, движется навстречу новой судьбе.

В дни перемены погоды мой череп напоминает неисправную лампу накаливания, где-то далеко внутри загорается зуммер желтого электрического свечения (я вижу этот свет — он отражается в зрачках собеседника), затем мгновенное помутнение, оторопь, и — простите, что вы сказали? — медленный восход сознания к точке минимальной членораздельности.

Как если бы я был тем, кто решил прокатиться на колесе обозрения, и вдруг обнаружил, что колесо стоит в воде по самую маковку, вот оно приходит в движение, кабинки по очереди показываются над водой — одна, и за ней — другая…

Как если бы я оказался в каждой из этих кабинок и в каждое новое мгновение становился тем, кто на краткий миг выныривает на поверхность и тут же исчезает, стремительно погружаясь всё глубже и глубже — до полного беспамятства и исчезновения.

Я жил на крайнем севере, где львиную долю года нет солнышка на небосводе.

Четырнадцати лет от роду я понимал, до меня доходило, что происходит несусветное — будто во сне, когда закипает и вспыхивает океан, земля крошится под ногами как рафинад, предметы становятся жидкими, и в стену можно войти как в воду: нет солнца.

Во тьме! — звучит романтически, почти как призыв к действию, но означает — голый ад. Урен Гой — “Гиблое Место” в переводе с аборигенского. Аборигенов, впрочем, не было — кому охота в гиблое?

Днём и ночью свет хрустальный — сказка про город будущего (как у Хлебникова-царя): на каждый квадратный метр — персональный прожектор. Некроутопия! Люди идут чёрные — в мехах! — по ним из поднебесья — палят прожектора. Тени — световые трупы, у каждого живого — по 5-10 штук — в разные стороны, как пальцы, растопырены.

Жизнь в ослепительно белом свете.

Но стоило приблизиться к пределу, к чёткой световой границе, за которой была невидимая в темноте тундра, перспектива исчезала, будто обрезали. Там, где город кончался, начиналось страшное — за границей светового дня не было ничего вообще.

Потрясающий аттракцион: минус пятьдесят пять градусов цельсия — слюна замерзает во рту, идёшь по кромке — слева ослепительное электрическое безобразие, буйство белого, справа — пустота.

Хтоническая.

В Армении я видел старые придорожные камни, покрытые тончайшей резьбой — настолько тонкой, что с пяти шагов такой камень можно принять за обработанный временем, а не человеком. И лишь приблизившись на определённое расстояние, вдруг, застигнутый врасплох, осознаёшь степень заблуждения.

Происходит мгновенное наведение на резкость, акомодация. Взгляд теряется среди возникшего внезапно — как судорога — (и как бы ниоткуда) сплетения образов.

Подобное наслаждение я испытал, впервые заглянув в микроскоп на уроке ботаники.

Это был лист какого-то вечнозелёного растения. Я смотрел долго, очень долго, одноклассники начали терять терпение, но Майя Борисовна сказала: “пусть смотрит”, и я смотрел.

Это как заблудиться в лабиринте, но никто не знает, что на самом деле ты не заблудился, а спрятался.

Совершенно, безвозвратно — исчез.

2

БЕЛЫЙ ШУМ— шум, в котором звуковые колебания разной частоты представлены в равной степени, т. е. в среднем интенсивность звуковых волн разных частот примерно одинакова. Например шум водопада.

БСЭ

Или — шум пара в кастрюле с плотно закрытой крышкой. Это бабушка варит воду, чтобы не заразиться. Микробы. Походная полковая кастрюля, на дне её вековые отложения — как кольца на древесном срезе. Белый шум — это кипячёная вода. Пить невозможно.

Но бабушка пьёт. Она не заразится.