ПрозаК

Выворотень хотел расхохотаться, потому что люди, сколько он их помнил, только и делали, что умирали. Но вместо этого он вдруг тонко завыл и задёргался на троне, а Царь-Скоморох внутри него корчился, с хрустом превращаясь в груду щебня, и полосовал молодыми острыми гранями утробу Человека-Праздника, покуда оба они не превратились в один набитый галькой маскарадный костюм и не свалились к ногам застывшего Утопленника, оставаясь при этом существами вымышленными, не имеющими прототипов в реальной жизни и потому довольно о них.

©Грант Бородин, 2004

Дмитрий Брисенко. Город

Город исчез рано утром, когда рассвет только-только трогает вершины далёких деревьев, а часовые мигают редко и бессмысленно, точно больные птицы.

Это случилось не то в Новогоднюю ночь, не то сразу после неё, а то и за несколько дней до — никто уже не помнит, даже старожилы, которые, разбуди их ночью, тут же скажут, сколько стоил хлеб в 1947 году, какие марки сигарет были в ходу и сколько горошин было на галстуке тогдашнего генсека. Город исчез, стерев часть пространства, а заодно и часть памяти, связанной с этим пространством.

Зима сорила снегом как нувориш деньгами, поэтому горожане, выходя из прохладных подъездов, не сразу понимали, что белесая мгла перед ними — не метель, и даже не редкий зимний туман, а простое отсутствие какого бы то ни было городского пейзажа. И что цепочка следов, протянувшаяся от подъездной двери до предполагаемой остановки автобуса — это единственное, что связывает вчерашний вечер с сегодняшним утром.

Горожане шли привычным маршрутом, уткнувшись носом в натоптанные дорожки. Потом они замечали, что снежный хруп под их подошвами — это единственный звук, а больше ничего нет. Нет фырканья трогающихся маршрутных такси, нет индустриального шума трамваев, нет карканья ворон и гава собак, нет транквилизирующего скрёба дворницкой лопаты, нет войне! (последнее, впрочем, имело место всегда, и как-то даже успокаивало).

Как не бывает дыма без огня, так не бывает и картинки без звука — это вам скажет любой телевизионный мастер, тут не надо к городскому шаману ходить. Горожане — кто-то раньше, кто-то позже — тоже начинали это понимать. Тогда самые умные разворачивались на сто восемьдесят градусов (к слову, крутой поворот; представьте четыре бутылки водки и пузырь портвейна!) и, уже понимая, что ничего не вернуть, что никаких дорог назад не существует, всё же бежали назад, к подъезду, из которого три минуты как вышли. Когда, по их прикидкам, подъезд должен был появиться в поле зрения, но всё же не появлялся, некоторые из горожан останавливались и морщили лоб. Другие, которые поупрямей, продолжали идти к подъезду и шли до тех пор, пока натоптанная дорожка не истончалась до едва заметных глазу одиночных следов, а потом исчезала насовсем.

Были моменты паники. Люди кричали, метались по сугробам, поскальзывались. Белесая мгла, заменившая город — её было так много, что можно было бродить вечно, а ведь были и такие, за кем заезжает шофёр, и от кого зависит многое, всё. По причине их отсутствия город вполне могло парализовать, возникли бы автомобильные пробки, полопались трубы, рухнул на манежную площадь красивый дирижабль, но поскольку к тому моменту уже не было ни манежной площади, ни труб, ни автомобилей, те, за кем заезжает шофер, расслабились, достали из портфелей газеты и стали их читать.

Потом вдруг возникли люди с мегафонами, они требовали спокойствия и чтобы действовать без паники; постепенно к ним стали прибиваться потерявшиеся горожане, и они пошли куда-то небольшими группами, иногда сливаясь по дороге с другими такими же.

Появились первые предположения. Те, что лежали на поверхности, как ни странно, отметались; видимо неординарность ситуации сбила мысли с привычной орбиты и очевидное не представлялось более достоверным. Так, сразу же исключили вариант внешней агрессии. После некоторых колебаний решили также вычеркнуть погодные аномалии и массовое помешательство. Самым трудным было отказаться от мысли, что наступил конец света, но и с этим как-то справились.

Какие же гипотезы принимались? Смешно сказать, но именно те, что никогда бы не пришли в голову при обычных обстоятельствах. Какой-то экзотичный юноша предположил, что это такой навроде флэш-моб. С ним согласились: да, это похоже на флэш-моб, ведь мы — совершенно незнакомые люди — и вот мы все вместе идём куда-то, нам встречаются такие же незнакомые люди, которые тоже куда-то идут. Оставалось выяснить цель данного флэш-моба, однако все предпочли не вдаваться в детали.

Пенсионерка, в которой я узнал соседку по лестничной площадке — она иногда звонила в мою дверь, чтобы узнать, по какому каналу должны показывать фильм с ричардом жиром — вдруг вскрикнула: это нам выдали, наконец, то, что должны были давно выдать, ну, из-за чего президент хотел лечь на рельсы, но ему не позволил Ёжик из Тумана, помните? С ней тоже согласились: да, похоже. Хотя лично я не понял, о чём шла речь, но общий смысл как-то уловил и тоже согласился.