Прожорливое время

— Тем не менее было бы неплохо, если бы ты находился рядом. Но ты же меня знаешь, Том. Я самодостаточна до неприличия.

— Так что мы имеем? — спросил Томас.

Он удивился слову «мы», сорвавшемуся у него с языка. Оно прозвучало как-то легкомысленно, неправильно, но Куми, похоже, ничего не заметила.

— Мне повезло, что опухоль заметили так рано, — сказала она, и на какое-то мгновение у нее в глазах появилось затравленное выражение, безотчетный ужас, проступивший наружу, но тотчас же скрывшийся.

Томас увидел это и все понял.

— Да, на самом деле мне просто повезло, — продолжала Куми. — Сейчас мне дают препараты, подавляющие гормоны, а в понедельник, когда я вернусь домой, начнется курс облучения. Хочется верить, удастся обойтись без химиотерапии.

— Что это означает?

— Все хорошо, Том. Дело идет прекрасно. Плохо становится именно от химиотерапии, поэтому я рада, что мне не придется ее терпеть. Мой лечащий врач уверен в том, что в настоящий момент в этом нет никакой необходимости. Новые анализы будут сделаны где-то через шесть недель, когда закончится курс облучения. Во время операции мне удалили пару лимфатических узлов, просто на всякий случай, и в самолете пришлось надеть на руку вот эту штуку. Она как-то влияет на обмен веществ. Если честно, я сама не до конца понимаю. Вот для чего ты был нужен. Информации так много, что я не успеваю ее усваивать. — Она говорила все быстрее и громче, глотая в спешке слова. — Меня уже всю разметили для облучения. Крошечные наклейки и волшебные отметки. Я теперь похожа на географический атлас. Мне хотели сделать татуировку, но я отказалась. Тогда меня предупредили, чтобы я была очень осторожна, когда моюсь, чтобы не стереть отметки и не потерять наклейки. Тогда, мол, все будет в порядке. На самом деле я не знаю, что это будет такое, но мне сказали, что, возможно, возникнут маленькие ожоги, и все это навалилось на меня разом…

Томас снова обнял ее, стиснул так же, как каменную стену башенки дома Даниэллы Блэкстоун, вцепился в нее так, словно мог упасть или, что страшнее, — рухнуть могла она.

Весь день они провалялись в кровати. Куми спросила, не хочет ли он увидеть шрам под бинтами, и Найт сказал, что да, поскольку ему показалось, что этого желает она. Он долго таращился на шов невидящим взором, а затем заявил, что выглядит все не так уж и плохо, хотя у него побелели костяшки пальцев, до боли стиснувшие спинку кровати.

Томас спросил, не хочет ли Куми прогуляться, съездить в Стратфорд, выпить кружку пива в «Грязной утке», быть может, встретиться с Тейлором Брэдли.

— Как он? — спросила она.

— По-моему, неплохо. Получил постоянную должность в каком-то маленьком колледже в Огайо. Продолжает ставить спектакли. По-прежнему старается больше писать и меньше публиковать, но у него есть работа.

— Он не женат?

— Нет.

— А подружка есть?

— По-моему, нет ничего серьезного. По крайней мере, мне он ни о ком не говорил. Но мы с ним давно не встречались. Больше десяти лет. Потеряли связь друг с другом.

— Так долго?

— Ага, — подтвердил Томас и, помолчав, добавил: — Мы потеряли слишком много времени.

— Осталось еще немало, — сказала Куми.

Найт бросил на нее вопросительный взгляд, полный отчаяния, а она смотрела ему в глаза до тех пор, пока он не кивнул.

— Помнишь ту пьесу, поставленную Тейлором? — спросила Куми. — Как она называлась?

— «Иголка Гаммера Гертона», [44]— рассмеявшись, ответил Найт. — Пожалуй, самая глупая вещица из всех, что мне довелось видеть.

— Однако смешная, — заметила Куми. — Местами.

— Именно так.

— Ты есть не хочешь? — спросила она.

— Неужели ты собираешься приготовить суши?

— Я полагала, мы сделаем упор на карате.

— Тут я пас, — улыбнулся Томас.

— Я подумывала о том, чтобы бросить занятия. «Слишком агрессивная» и все такое. Сейчас мне придется сделать небольшой перерыв из-за… этого, но, пожалуй, когда все закончится, я продолжу.

— Да?

— Да. Если я собираюсь хотя бы часть времени проводить вместе с тобой, мне это, вероятно, понадобится, — усмехнулась Куми. — Ты только постарайся не получить пулю до тех пор, пока я не заработаю черный пояс, договорились?

— Ладно.

Они не могли заняться любовью без презервативов — при гормональных препаратах и предстоящем курсе облучения беременность была бы крайне нежелательна, — а у Томаса их с собой не было. Он не мог представить себе, как отправится покупать эти штуки, особенно после разговора о заранее обреченных беременностях. Впрочем, ни у него, ни у Куми не возникало особого желания интимной близости.

В душе Томас был рад тому, что они решили просто валяться в постели. Он ощущал шрам от операции, словно нож у себя в животе, и в подсознании у него звучал голос, пронизанный болью и яростью. В настоящий момент секс явился бы притворством, будто все в порядке, будто это обычная любовь, облаченная в плоть и кровь. Однако все было не так. Потому что плоть подвела. Она изменяла всегда, неизбежно, и Найт настроился ее ненавидеть.