Прожорливое время

Аббатство являлось миниатюрным отражением всего города. Каждый уголок Лондона был представлен здесь бесчисленными слоями истории, и от этого начинала кружиться голова. Наверное, здесь можно было найти всю страну, каждый квадратный фут нес на себе наложенные друг на друга следы ног королей и писателей, воинов, политиков, художников и всевозможных героев, от саксонцев, римлян и викингов, через Средневековье и эпоху Возрождения до более современных эпопей, таких как Вторая мировая война. В этой самой точке или рядом с ней в свое время стояли все те, кто жил в Лондоне на протяжении тысячи лет. Королевы, принцы, вельможи, священники, сначала католические, затем пришедшие им на смену англиканские, купцы, нищие, проститутки. Все они хотели найти Бога или историю, и многие из них были такими же туристами, как и Томас. Король Георг II. Оливер Кромвель. Уинстон Черчилль. Джек Потрошитель. Практически наверняка.

И Шекспир.

Томас нахмурился.

Дэвид Эсколм намеревался встретиться с ним именно здесь, точнее, в Уголке поэтов, но его застрелили и бросили в серые воды озера Мичиган. В Уголке поэтов были погребены литературные светила, начиная от Чекера и Спенсера до Чарльза Диккенса и Томаса Харди, и теснились памятники тем, кто был похоронен в других местах. В их числе было и скульптурное изображение холеного Шекспира, установленное в XVIII веке на восточной стене. Томас смотрел на него, гадая уже в который раз, что, во имя всего святого, он сам здесь делает.

Эсколма нет в живых, так что мысль прийти на условленную встречу выглядела по меньшей мере сентиментально-бессмысленной. На борту самолета, летящего через Атлантику, Томас заигрывал с мыслью о том, что вместо Дэвида придет кто-то другой. Этот человек в духе фильмов про Индиану Джонса проведет его в потайные подвалы аббатства, где их ждет великое открытие, но все это были пустые фантазии. Найт пришел сюда как самый обыкновенный турист, и никто его не встретил, не объяснил, что он должен сделать или увидеть. Если Эсколм собирался ему что-то показать, то сам он ни за что в одиночку этого не обнаружит, но, похоже, бывший ученик выбрал это место просто потому, что оно было удобным. К тому же от него веяло искусством и серьезностью. Подходящее место для того, чтобы обсудить судьбу утраченной и, скорее всего, мифической рукописи Шекспира.

Все это Томас уже давно понял, поэтому вопрос о том, что он здесь делает, был совершенно реальным. Найт не поддерживал связь с Эсколмом почти десять лет, и когда бывший ученик снова вернулся в его жизнь, он тащил за собой сеть лжи, призванную опутать Томаса. Не его вина, что парня в конечном счете убили. Томас постоянно напоминал себе, что он ничего не должен Эсколму.

Однако Найт был здесь.

Томас чувствовал себя связанным с Дэвидом Эсколмом, сначала в жизни, да и теперь, в смерти. В конце концов, он нацарапал резкую, ребяческую записку, оставленную у всех на виду. Возможно, именно эти каракули сообщили убийце имя Эсколма… Так что Томас и его ученик действительно были связаны друг с другом, и к старой потребности допытываться до корней всего добавилось что-то твердое и леденящее, что-то помимо ярости, стремления узнать истину и чувства справедливости. Теперь в первую очередь это было чувство ответственности.

«Прежде чем ты проникнешься чересчур возвышенными мыслями относительно этого дела, перестань притворяться, будто не думаешь о том, как было бы здорово обнаружить давно утерянную пьесу Шекспира».

Но разве можно об этом не размышлять? Шекспир неразрывно вплетен в жизнь Найта. В свое время его творчество, по сути, было единственным устремлением Томаса как профессионального литературоведа. Найти неизвестную до сих пор пьесу — событие чрезвычайное. Наверное, Эсколма интересовали деньги, но для Найта ценность находки заключалась бы в словах. Это открытие сделало бы его героем своей эпохи. Он заходил бы на конференции, посвященные творчеству Шекспира, и ученые, те самые, которые говорили, что он не принадлежит к числу избранных, аплодировали бы ему стоя, улыбались бы…

«Ты показал бы, что в конечном счете ничуть не хуже их?» — язвительно поинтересовался голос в голове у Томаса.

Найт чуть усмехнулся и пробормотал:

— Ладно, да, у меня остались кое-какие нерешенные вопросы с научным миром.

Все это было очень хорошо, но, стоя здесь, в этом великом святилище и мавзолее, Томас понятия не имел, с чего начинать. Он смотрел на мраморную скульптуру Шекспира, который неестественно опирался на кипу книг, но глядел перед собой, пальцем самодовольно указывая на строки из «Бури»:

Все башни гордые, дворцы, палаты,
Торжественные храмы, шар земной
Со всем, что есть на нем, все испарится,
Как бестелесные комедианты, даже
Следа не оставляя.

[7]