Прозрачная Равнина (ЛП)

— Корыстные, вероломные, манипулирующие всеми существа, которые верят, что они превыше закона и не должны обращать никакого внимания на других — только на себя, — ответил Торан. — Думаешь, что тебе позволено делать, что только заблагорассудится, и не важно, какова этому цена? И вы явно получаете удовольствие, когда наблюдаете за тем, как корчатся убогие по вашей милости. Тебе подобные.

Алиисза рассмеялась.

— До этого самого момента я увидела всё то же самое от тебя и тебе подобных, — сказала она. Ангел ощетинился, но она продолжила, — Не прикидывайся, будто сам не манипулируешь. Не прикидывайся, что и сам не корыстен. Ты сказал достаточно, чтобы убедить меня, что у тебя были только лучшие намерения, тогда как по-настоящему вам нужен был только мой ребёнок. И ты думаешь, что можешь всё уладить, своим глупым притворным состраданием и нежной печалью.

— У тебя была возможность отвергнуть меня, — ответил Торан. — И мои интересы за гранью собственных потребностей. Я преуспел, когда спас твоего нерождённого ребёнка и избавил его от твоего порочного влияния.

— А, ну, наконец, вот и твоя правда: осуждения выходят на передний план, — позлорадствовала Алиисза. — Интересно, как долго это продлится — теперь, когда я попалась в твою ловушку? — Она уставилась на него самым злобным взглядом, на который только была способна. — Хотя, я всё же скажу тебе. Я лучше предпочту быть собой и себе подобным, чем таким, как ты, — сказала алю. — Заносчивая, склонная осуждать, с высоким самомнением, слишком страшащаяся думать по-крупному и ловить момент. Я могу быть всем тем, кем ты меня назовёшь, но, по крайней мере, я не притворяюсь. Я знаю, чего хочу, и беру то, что может предложить мне мир. Я не жалуюсь, не хнычу и не позволяю ни одному презренному стоять на моём пути.

— Таким образом, мы видим основу наших различий, — тихо сказал Торан, уже без угрозы в голосе. — Ты больше думаешь о себе, чем о других, но я же больше беспокоюсь о других, чем о себе. Колоссальное различие.

— Зачем? Почему? — Алиисза пришла в замешательство. — Что можно получить для себя, если больше заботишься о других? Как глупо! — сказала она.

Алю развернулась и зашагала по саду. Она услышала, как ангел поднялся со скамейки и последовал за ней. Алиисза вновь засмеялась.

— И, кстати говоря, огромная ложь. С твоих слов получается, что ты должен больше заботиться обо мне, чем о себе. Если бы это было правдой, ты бы не послал меня сюда и не закрыл бы в этом… месте, когда как знаешь, что я не хочу быть здесь. Как же насчёт заботы о других вместо себя?

— Ты здесь именно потому, что я — как и все здесь, в Суде — заботимся о твоём благополучии.

— Ты имел в виду о благополучии моего ребёнка, не так ли?

— И его тоже. Есть ещё одно объяснение.

Алиисза фыркнула, усмехнувшись.

— Если не хочешь выслушать — я оставлю тебя наедине со своими мыслями, — ответил Торан на её реакцию, — но ты просила.

— Начинаю уже сожалеть об этом, — сказала Алиисза. — Оставь меня одну. Ты ничем не сможешь утешить меня. Ты со своим трибуналом выслали меня сюда, прекрасно зная, что быть одной без единственного существа для меня мука.

— В надежде, что ты придёшь к пониманию всего могущества и радости от того, когда делаешь счастливыми других, в большей степени, чем себя.

Алиисза вновь усмехнулась, но усмешка получилась горькой.

— Я — девочка для плотских утех. Я жажду чувственных удовольствий. Прикосновений, запахов того, кто рядом. Они чувствуют то же, чего страстно желаю я, и тоже получают удовольствие и счастье.

— Эта радость — ложная, недолговечная, и всего лишь малая частичка того удовольствия, которое ты можешь получить, если откроешь своё сердце тому…

— Хватит! — перебила Алиисза. Она развернулась и посмотрела на небожителя через бассейн с низкими стенками, где в прохладном ночном воздухе пузырился фонтан в виде двух играющих детей.

— Не читай мне проповеди! Меня послали сюда, чтобы размышлять. В словах судьи не было ничего о том, чтобы меня пытали такие, как ты!

Торан развёл руками, уступая и храня молчание, но, так и не покинув алю.

Алиисза буквально ощущала на себе его взгляд, когда села на край стенки фонтана, стараясь не сделать немыслимое: она ни за что не заплачет перед ангелом. Она не могла допустить, чтобы он увидел подобное.

Чтобы отвлечь свои чувства, алю опустила руку к поверхности воды, проведя по ней пальцами и наблюдая, как возникают волны, смешиваются друг с другом и исчезают. Луна отражалась от искажающегося и постоянно колышущегося отражения воды в том месте, где сидела полудемоница. Алиисза подумала о ребёнке, растущем в ней, о тех мгновениях недалёкого прошлого, когда её вынудили, когда боялась возможного для себя вреда, и тогда кое-что поняла.

Она почувствовала внутри себя холодную пустоту, потому что ребёнок исчез. Вернее, исчезла она сама. Она почти уже сдалась и, несмотря на внутреннюю борьбу, чуть не расплакалась.