Прозрачная тень

Николай плюхнулся в мягкое кресло у журнального столика, и его словно неведомая сила отбросила назад, и он мгновенно принял полулежачее положение. Поза оказалась для него настолько непривычной, что он тут же, не без некоторых усилий, вернул себя в вертикальное положение, примостившись на краешке этого непредсказуемого кресла. На журнальном столике лежали толстые иностранные журналы – в основном рекламного характера. От нечего делать он стал их листать. С глянцевых страниц на него туманно смотрели полуобнажённые красотки в неестественных и жеманных позах, рекламировавшие различные товары: от купальников до автомобилей. Вскоре это занятие ему надоело. Он встал и принялся осматривать комнату, надеясь увидеть картины своего друга, но, к своему большому удивлению, даже намёка на то, что здесь живёт художник, не обнаруживалось, скорее наоборот – человек очень далёкий от искусства. Вся комната была отделана в стиле хай-тек – ничего лишнего, всё просто, и только громадный плоский телевизор чёрным прямоугольником занимал чуть ли не половину стены, выкрашенной в палевых тонах. Под телевизором на полу длинная тумбочка с музыкальным центром и простой вазочкой с голыми искривлёнными сухими ветками. У стен стояли стулья упрощённой формы, обтянутые светло-серой материей, и ещё одно красное кресло у окна. Посреди комнаты расположился круглый стол из серебристого металла, а над ним – сделанная из того же металла – дискообразная люстра, напоминающая своим видом летающую тарелку. Вот и весь интерьер. «Может быть, картины находятся в двух других комнатах, и Лёха не хочет, чтобы другие видели их. Спрошу его, когда придёт», – решил про себя Светов. Всё это казалось ему странным и даже чуждым, словно он жил в другом мире. Он постоянно размышлял о живописи, о её значении в жизни людей; для чего человек рождается на земле; почему кто-то стремится к роскоши и комфорту, а кто-то к этому равнодушен и довольствуется малым; почему один за короткую жизнь успевает создать для людей много полезного и прекрасного, а кто-то за долгую жизнь ничего не оставляет после себя… Правда, последние годы он всё меньше думал об этом: до истины всё равно не докопаться. Просто надо жить и хорошо делать своё дело. Главное, найти своё место в жизни, дело по душе, тогда всё остальное отойдёт на второй план и станешь счастливым человеком. Когда он высказывал эту немудрёную философию своим друзьям, те поднимали его на смех, считая все его рассуждения наивными и детскими. Он на них не обижался, а только всё больше уходил в свой иллюзорный мир, отдавая живописи всё своё время. С каждым годом, теряя друзей, он избавлялся от мечтаний, свойственных юности, от «замков на песке», и на смену этому приходило счастье упорного труда и следовавших за этим успехов… Светов постоял у окна, глядя на заснеженный двор и на работу обессилевшего дворника, после чего лёг в откидное кресло и, продолжая размышлять, уставился в хайтековский потолок…

– Привет! – внезапно раздался женский голос.

Светов вздрогнул от неожиданности и сквозь туман своих размышлений увидел стройные ноги в кроссовках и, не понимая, откуда они здесь появились, перевёл яснеющий взгляд вверх и увидел девушку, задорно и весело смотревшую на него.

– Ты словно из глянцевого журнала выскочила, или мне это только кажется, – брякнул он первое, что пришло на ум, кивнув при этом на журнальный столик.

– Что, теперь так принято знакомиться? – не теряя весёлости, спросила обладательница стройных ног и, усевшись на ковёр против Светова, принялась пристально разглядывать его.

– Я вообще предпочитаю не знакомиться, – буркнул Николай, раздражённый бесцеремонностью внезапно появившейся «дамочки».

– Какие мы сердитые. Вы, наверное, издалёка приехали? – подражая деревенскому выговору, насмешливо глядя на него, спросила та.

– Издалёка, отседова не видать, – продолжил игру Николай, – из дярёвни Лапотки, возля северной реки – там у нас одни соседи: зайцы, волки и медведи!

– Ух как интересно! Вы, наверное, тамошний поэт, а ещё что-нибудь почитайте из тамошнего.

– Вам, городским, это ни к чему. У вас другая культура. Вот она, – кивнул он на кипу глянцевых журналов, – вот чему вы поклоняетесь – это ваш бог.

– Надо же, какой вы прозорливый! И что же вам ещё известно о нашей городской жизни? Расскажите нам, грешникам, может быть, тогда мы и пойдём за вами по праведному пути. – С этими словами она отклонилась немного назад, обнажив бёдра.

Светов смутился и покраснел. Это не ускользнуло от внимания девушки. Чувство торжества появилось в её глазах. Она рассмеялась.

– А ты, оказывается, не такой, каким кажешься, хоть и из деревни. – Она наклонилась к нему и хлопнула его по коленке.

Светов раздражённо поднялся с кресла.

– Вы мне надоели своими нагловатыми выходками. Такая симпатичная девушка и такая глупая.