Прозрачник. Повести и рассказы

И вскинул ружье - зверь зашипел и поднял передние лапы. И тут же исчез. И утеса нет. А была поляна, туман, ветки деревьев. И парил зверь-облако. Но теперь в его массе светилось два пятна. Это что, глаза?

Да, такого я еще не видел, никто не видел.

- Мы выстрелим вместе, - предложил Морис. - Вверх.

- Такого отличного зверя нам еще не попадалось.

- Не промахнись.

Он вскинул винтовку. Я тоже прицелился и стал считать:

- Раз-два-три!..

Ибо когда охотятся на Нерли вдвоем, надо стрелять вместе, залпом.

Я нажал спуск. Грохнуло так, что повалилось дерево и посыпались камни. Мой белый зверь упал сверху. Головой он уткнулся в траву, и я понял, что он мертв.

Теперь он стал похожим на клочок шерсти. Пахло горелым. Я стоял над ним согнувшись и спрашивал: как я мог думать, что этот зверек был одинакового со мной роста? Как мог он показаться мне таким большим?

А Морис говорил, довольный:

- Вот здорово, зверь падает вниз, дождем.

Я не ответил, так как почувствовал отчаяние. Я смотрел, зверь становился меньше, а дождь усиливался.

- Морис, тебе он тоже показался… Ты его успел разглядеть?

- Ну?

- Он был…

- Он был очень-очень страшным, - отвечал Морис. - Хотя теперь, как видишь, похож на зайца и для супа сгодится. Знаешь, я сварю из него суп с вермишелью, по старинке. А привкус? Отобьем черным перцем.

Он протянул руку, чтобы поднять зверька и положить его в ягдташ, но я грубо толкнул его.

- Не трогай!

- Че-го? - сказал Морис, глядя на меня, коренастый, всегда спокойный парень. - Я думал, он бросится на тебя. Ты посмотри, какие у него когти. А если бы я промахнулся?..

- Чертов француз! Все бы тебе жрать.

- Ну, запел! Можно подумать, что ты убил человека.

А я глядел и глядел на убитого зверька.

- Нет, почему он казался таким большим? Почему был в двух местах сразу?

- Кончай, - сказал Морис. - Не все ли тебе равно. Главное, оно было и ушло. Придем домой и все подробно запишем. Мы добыли гору мяса, хватит его надолго.

- Мясо?

- Ты забыл? Дома он здорово увеличится. Не будем спешить есть его. Чего, неврастеник?

- Ничего.

И мы подняли и понесли этого крохотного, но невероятно тяжелого зверька в наш дом, стоящую на трех костылях круглую ракету. Шли долго и устали, как собаки. К тому же, как обычно на этой планете, ракеты не было на месте там, куда нас подвела тропа, и мы нашли ее километрах в двух отсюда.

Мы шли к ней, через три земных месяца мы улетим. Но я думал, что вот мы убили еще одно живое существо, непонятное. И если оно нападало, то Морис успел выстрелить лишь потому, что сам был живым существом, непонятным этому. Оно, глядя пристально, старалось понять и медлило… Что такое то, летевшее?

Нет, все здесь непонятное, если оно живое. Но чем-то мы и понятны друг другу. Тем, что мы живые? Что медлим, стараясь понять?

Хоть бы скорей прошли три месяца, хоть бы перестать баловаться охотой и раз попробовать не стрелять.

Но тогда нападет зверь?

Все мы помним о судьбе экипажа «Лады»… Что с ними случилось? Куда они исчезли? А если оно не нападет? Я решил - попробую не стрелять. И Мориса уговорю сделать так же.

СПОРУ НЕТ КОНЦА

Так случилось - из него просто-напросто вышел второй «я». Шагнул и замер. Затем из этого второго шагнул третий, из третьего - четвертый. Три этих выходца с сухим треском растаяли в воздухе…

«А все кофе, - сердито думал Павел Григорьевич Пахомов. - Торчи тут дураком эти четверть часа».

Пахомов второй

…Иван Ламин растер в ладонях колос и понюхал его. Потом ссыпал зерна в рот и разжевал. Да, скоро надо косить, очень скоро, завтра. Ламин был стар и жевал не своими зубами, а вставными. Очень хорошие зубы, молодые, острые.

Он присел на камень и задумался. Дел было много приятных и неприятных, таких, в которых все ясно, и таких, где ничего не поймешь. Например, телеграмма.

«Буду проездом. Встречай.

Твой Павел».

Все понятно, кроме одного. Павел - понятно. Рад. Вместе ходили, вместе мучились. Он, Иван, олешек гонял, Павел работал - варил еду, что-то считал, что-то писал, картинки рисовал. «Встречай». Очень хорошо, встречу. Что надо двум старикам? Оленина есть, мука есть, чай тоже есть. Что еще надо? Молодой аппетит. «Буду проездом» - совсем непонятно. Ламин задумался. Если на ветробусе, то не скоро приедет, тайга горела. Самолетом? Как найдет, где сядет? О сосны расшибиться может. Лучше не думать. Пусть сам думает.

Сидит на камне Ламин, слушает. Вот шорох, осторожные шаги. Знает Ламин, кто ходит - олень ходит. Пришел пшеницу кушать. Улыбается Ламин, ждет. Идет олень в летней небрежной шубе, лезет в пшеничные колосья, ест их.

Глупый олень!

И вдруг с визгом выскочили два сторожа - две железные мыши - и погнались за оленями.

Летит олень, ног от страха не чует. Смеется Ламин - долго олень не придет, очень долго. До следующего года. А мыши катят на свои места.

- А ты не очень-то рад мне, даже и не смотришь, - говорит насмешливо голос. Ламин медленно обернулся. Оборачиваясь, думал: как подошел? Почему шагов не слышно, запаха чужого, городского, нет? Однако, шибко хитер.