Прозрачный старик и слепая девушка

Элизахар выпрямился и побежал дальше. Почти сразу он наткнулся на второго. «Попробовали взять меня в клещи, — подумал он. — У них почти получилось».

С этим пришлось вступить в поединок. По манере фехтования Элизахар сразу узнал школу: преобладание рубящих ударов, предназначенных для того, чтобы развалить башку, рассечь плечо, выпустить кишки. Наследие герцога Ларренса. Так сражались в его армиях: наскочить и рубануть, а там будь что будет.

Элизахар легко ушел от первого удара, ошеломив противника изящнейшим вольтом, после чего вонзил клинок ему под горло.

Затем взял арбалет и уселся — ждать. Третьего солдата он снял короткой тяжелой стрелой: тот даже не успел понять, что произошло. Зато четвертый закричал:

— Он здесь! Сюда!

В кустах затрещало, сперва в отдалении, затем хрустнуло вдруг почти у самого уха.

Элизахар выпустил наугад вторую стрелу, взял в ладонь метательные ножи и прижался боком к стволу дерева. Крикун таился поблизости, но высовываться не спешил, ждал подмоги.

Очень осторожно обходя свое дерево, Элизахар высматривал — откуда могут появиться новые враги. Затем вдруг побежал. Из ближайшего куста на него набросились и ухватили сзади за плечи. Элизахар бросил арбалет и рванулся вперед, но держали его крепко. Он чувствовал на затылке чужое дыхание и прикосновение холодного лезвия.

Не пытаясь освободиться, он резко отвел назад руку с ножом и ударил нападавшего в бедро. Тот взвыл и на мгновение разжал хватку. Второй нож Элизахара воткнулся противнику в грудь по самую рукоятку. «Еще крикун, — думал Элизахар, высвобождая свое оружие. — Он осторожен и трусоват. Попробует убить меня издали».

Он бежал, не разбирая дороги, и радовался тому, что избрал для нападения дневное время. Арбалетчик следовал за ним на расстоянии. Элизахар приметил овраг и бросился туда. С разгону он прыгнул вниз, на мгновение скрылся из глаз преследователя, а затем, пробежав по дну оврага, выбрался с другой стороны.

Стараясь не наступить на сухую ветку, Элизахар обошел арбалетчика. Теперь он видел врага, а тот по-прежнему озирался. Осмотрительный крестьянский парень. Из породы паршивых крестьянских парней, определил Элизахар. Из тех, что ненавидят работать. Из тех, что выпивают чужие сливки и отпираются до последнего. Из числа неотразимых сельских красавчиков, которые проникаются смертельной обидой на весь свет, когда отец приглянувшейся девушки дает им от ворот поворот. И все-таки крестьянская натура дает о себе знать. Это она заставляет все делать с оглядкой, даже убивать.

Элизахар взял нож, взвесил его на ладони, а после метнул, вложив в этот бросок чуть больше чувства, чем требовалось. Он попал арбалетчику в живот. За мгновение до того, как клинок достиг цели, Элизахар уже понял, какой будет рана, и заранее сморщился.

Арбалетчик не застонал — замычал, как недоеная корова. Элизахар побежал к нему. Бросив арбалет, раненый катался по земле, дергал пальцами рукоять ножа, застрявшего в теле, и завывал. Он не сразу заметил своего убийцу, который вдруг показался рядом и присел на корточки, глядя почти участливо.

Из глаз раненого брызнули отчаянные слезы. «Вот и еще один дурной сон, — подумал Элизахар. — Как будто их у меня было недостаточно!»

Солдат вдруг сказал, хрипло и очень громко:

— А знаешь, я в деревнях резал свиней!

Он затрясся от смеха. Элизахар положил ладонь ему на прыгающие губы и молча полоснул по горлу.

А затем бросился бежать. Он торопился вернуться к охотничьему домику. В его планы вовсе не входило оставлять Фейнне одну на слишком долгое время.

Фейнне не могла видеть человека, который вошел в ее комнату, но в его присутствии ей делалось тесно и душно. С того самого дня, как ее похитили, она не переставала надеяться на то, что в какой-то из дней все это попросту закончится само собою. Что она проснется и поймет: все миновало без следа.

Но каждое утро начиналось одинаково: нянюшка подавала ей умывание, затем следовал завтрак — сушеные хлебцы и кислое молоко, и наступал новый тягучий, бессмысленный день взаперти.

Фейнне ни о чем не спрашивала. Она оказалась во власти злодеев, вот и все, что она знала, и этого ей казалось вполне достаточным. Ей было безразлично — кто эти злодеи и чего они добиваются.

На второй или третий день плена, когда Фейнне, закончив завтракать, снова забралась на кровать и погрузилась в мечты, к ней явились. Девушка услышала, как открывается дверь, как хлопочет нянюшка; затем раздался тихий писк — видимо, старушку выставили из комнаты; а после к Фейнне приблизился кто-то тяжелый, громоздкий, пахнущий крепким мужским потом.

Она поежилась, пытаясь отодвинуться подальше.

Незнакомец сказал:

— Меня зовут Алефенор.

Фейнне промолчала.

— Вы можете обращаться ко мне, если понадобится.

Девушка опять ничего не ответила. Тогда этот Алефенор преспокойно уселся рядом с ней на кровати и чуть тряхнул ее за плечо. Она содрогнулась от омерзения. Это, впрочем, было оставлено без малейшего внимания.

— Вы не хотели бы попросить о чем-нибудь?

Она покачала головой.

— И не желаете узнать, кто вас похитил и с какой целью? — продолжал Алефенор.