Прозрение. Том 2 (СИ)

Но ходили слухи, что военный министр Империи, Нoрвей Херриг… Да, тот самый прошлый «хозяин» Мериса, которого мы водили за нос в двенадцатом секторе, на которого пахал так любимый мною Душка, и который ещё во время Эскгамского конфликта…

Я вскинул голову, понимая, что пропустил мимо ушей большую часть рассказа Сингорина Кетрика и зацепился только за ненавистную фамилию.

— Что? — переспросил я.

— Ну вот, например, — разведчик открыл новостную ленту. — Пресс-секретарь заявляет, что министр Херриг не планирует встречаться с военным советником Э-лая…

— И что это значит? — перебил я сразу, не давая ему завести себя в дебри слов и понятий.

— Значит, что как раз планирует. И это сообщение означает, что разведка зондирует почву через инфовброс. Как отреагируют экзоты на Домусе и Асконе…

— Хэд!

Разведчик закивал. Но я-то думал не о его статьях, а о том, что мог бы перехватить Имэ ещё на Асконе. Мог!

И теперь нам следовало снова плясать оттуда! Я должен понять, куда побежал этот ташип, когда инаугурация сорвалась! Я должен лететь на Аскон!

Там центр приората и их веры. Тихушник — он же у нас церковная крыса?

Удивительно, но «беспамятная» религия — мутант земной веры в единого бога. И мутант нашей имперской ортодоксальной церкви, что вышла из тех же чресл. Такие, кажется, разные религии, а корень один.

Земную веру сгубил дискомфорт, как объясняли мне в эйнитской общине. Она призывала к воздержанию на фоне всеобщего неожиданного обжорства.

Верующим нужно было соблюдать ограничения в еде и одежде. А Земля развивалась в то время как общество неумеренного потребления. Вся её экономика была рассчитана на прогрессирующий рост сбыта.

Внутренние противоречия нарастали. Тем более что сами священники тоже соблазнились потреблением. Так что вопрос краха религиозных догм стал вопросом времени.

Хотя и сейчас логика, по которой все достижения человеческой цивилизации есть «бесовщина и прелесть», — это самоубийственная для религий логика. По ней получается, что дьявол-прогресс в короткий срок дал людям всё то, о чем они тысячелетиями тщетно молились богу.

Наша, имперская, церковь после своеобразного бунта нравов и последовавшей за ней религиозной войны ушла в подполье. Догматы не декларируются теперь публично, обычные прихожане не допущены к таинствам. Я сам видел этому подтверждение в архиве.

А экзотианская ветвь выродилась иначе. Она стала неким мостиком для теряющих память о Земле, провозгласив, что даже богам свойственно забывать. Забывать и менять догматы, согласно изменяющимся временам. А потому неофиты — безгрешны в своих исканиях.

Выросло это в традицию казуистики и оправдания чего угодно. Вот и по наследнику видно было, что Имэ совершенно забил ему башку, растягивая нормы допустимой морали до невообразимых пределов. Он, верно, ас в этом деле — путать и выворачивать наизнанку да паразитировать на страхе двуногих перед её суфейшеством смертью.

Я вздохнул: религиозного консультанта, что ли, нанять? Может, я не могу понять поведения Имэ из-за своего атеизма?

Но зачем мне консультант, если на корабле уже есть двенадцать профи? Эйниты в религиях разбираются прекрасно. И у меня на борту их полный комплект.

Вот только девушки…

Вошёл Леон с докладом, что шесть пилотов сменились с боевого дежурства и просят разрешения в медотсек не ходить. Под ответственность дежурного сержанта.

Я кивнул. Сингорин Кетрик погасил экран, на котором показывал мне свои изыскания. Видимо, профессиональная привычка. Кто-то вошёл, нужно убрать бумаги или видео, с которым работаешь.

Против я не имел ничего, однако свет от экрана перестал падать на лицо разведчика, и мне оно вдруг совсем не понравилось.

Бледный — ладно, может, генетика такая или в отпуске давно не был, а вот капли пота на линии роста волос, это уже показатель стресса.

Разведчики хоть и выглядят тощими, подготовлены не хуже моих парней. Выносливые, готовые к пыткам и допросу машиной. Ну и чего это он?

— Вы чем так озабочены, Кетрик?

— Вы меня не слушаете, капитан… — аналитик рыбой смотрел в пустой чёрный экран. — Я понимаю — у вас приказ. Но и молчать не могу, это переходит уже все возможные границы.

— Да? — я тоже посмотрел в мёртвый лик голопроектора. — А ну-ка, включи ещё?

Кетрик покосился на дежурного, но подчинился.

На экране возникла пышная зала в столичном духе. Высоченные потолки, огромные люстры. Люди выстроились двумя квадратами — одни в чёрной, другие в красно-золотой форме (в цветах алайского флага).

Съёмка велась сверху на очень слабую камеру, и люди напоминали козявок, но форма — штука говорящая.

Какая-то алайско-имперская встреча на уровне вояк?

Завизжала музыка, и алайцы в белых фартуках и перчатках вынесли два больших подноса с чем-то розово-красным.

Имперская делегация подозрительно заколыхалась. Люди шушукались, оглядывались на стоящих сзади. Камера их не захватывала.

Качество съёмки было отвратительное, и я никак не мог разглядеть, что лежит на подносах. Какая-то еда? Трофеи? Подарки? А отчего такая реакция?

Наконец изображение приблизилось, и я понял, что на подносах мясо.