Прозрение. Том 2

— Ну и что там интересного у меня на спине? — спросил я, устав ждать.

— Не отвлекай меня! Стой прямо и молчи. Думать можешь о чём угодно, это мне не мешает.

Утешила, эпитэ а матэ.

Думать было трудно. Потому что Данини, видимо, чтобы я не скучал, провела пальчиком вдоль моего позвоночника, и мурашки всем стадом кинулись вниз!

— Может, хватит? — попросил я, ощущая внизу живота итоги этой внезапной атаки. Хорошо хоть с тыла ей ничего не видно.

— Помолчи. Я скажу, когда хватит. — В голосе Данни появилось раздражение.

Я молчал какое-то время, дышал, пытался думать.

Даже удалось переключиться на рассудочную деятельность, но не в плане поисков Дьюпа, а в плане ремонта привода, который так и повис незаконченным делом.

Пока она не сказала:

— Расстегни ремень, он мне мешает.

— Данни, это переходит уже все границы!

— Да расстегни ты уже! Мне же нельзя сейчас касаться железа! — прошипела она. — Чего ты боишься? Огромный, здоровенный!..

— Я же не за себя боюсь! — вырвалось у меня.

— Я тронута. Расстегивай, давай! Ты забыл, что мне всего 42 годика? Я — маленькая девочка. Вот сейчас потеряю над собой контроль, будешь знать!

А если я потеряю?

Ремень не сдавался — пальцы почти не гнулись. Вот доиграется! Сейчас обернусь и!..

— Ага! — раздался сзади радостный голос Данни. — Вот она, родная! И брюки расстегни, чтобы я видела весь позвоночник.

Она провела ладонью до копчика, и я оценил её предусмотрительность в плане дислокации. То, что происходило анфас, не поддавалось уже никакому контролю.

Я старался дышать медленнее, но грудь уже вздымалась сама собой совсем не в медитативном ритме. Если Данни ещё раз…

И вдруг в позвоночник вонзили иглу. Стало так же необыкновенно плохо, как до того было фантастически хорошо.

Боль я терпеть умею лучше. И следующие десять минут прошли в полной тишине.

Я только дышал, как учили, и расслаблял нужные группы мышц.

— Больно, да? — устало спросила Данни. — Я и не думала, что ты так завяжешь всё на волю. Это ж надо суметь.

— Что — на волю? — выдохнул я.

— Свою половую энергию, способность любить ты переводишь в волевое усилие. Словно репродуктивный момент для тебя уже вообще не существует.

— А он и не существует.

— А это не тебе решать. Твои гены должны работать. И не в твоей воле — будут у тебя ещё дети или нет. Твои гормоны реагируют сейчас только на прямое раздражение гипоталамуса. Это неправильно. Ты живой. У тебя есть своя судьба, а не та, что ты сам себе придумал.

Я вдохнул-выдохнул.

— Ещё чуть-чуть потерпи, — попросила Данни. — Я и не думала, что без подготовки можно вот так себя изуродовать. Программист-самоучка. Немножко ещё, ага?

Боль разрасталась. Она залила тело, а потом и мозг.

Я понял: сначала Данни загнала мне в позвоночник зонтик, теперь раскрыла и начала вытаскивать.

Кричать было нечем — дыхание остановилось где-то там же, где зонтик. Только пот лил с меня градом, выливая эту проклятую боль изнутри наружу.

Когда боль прекратилась и эйнитка велела мне обернуться, мне было уже глубоко плевать, что брюки у меня расстёгнуты, что напротив — молоденькая девица с такими же потёками пота на лице и в вырезе декольте, и что в дверь кто-то колотится.

— Всё! — Данни зажмурилась, потрясла кистями рук. — Всё хорошо. Прости, милый.

И она легонько поцеловала меня в мокрую щёку.

Я шагнул назад, оступился, рухнул на кровать и минут пять внимал стуку в дверь, словно музыке.

— Господин капитан! — выл динамик над дверью голосом Гармана. — У вас всё в порядке?

Как стучит, а? Старается… Замполич, гад, упрямый.

Я нехотя потянулся к пульту и разблокировал дверь.

Гарман ввалился и…

Ну, да, да. А ты бы о чём подумал, увидев лежащее на кровати потное, полуголое начальство и мокрую взлохмаченную девицу рядом?

Дальше было хуже. Я встал, вытолкал Гармана и послал его по коридору по какому-то популярному адресу, снова заблокировал дверь и обнаружил, что Данни лежит на моей кровати, поджав ноги и полузакрыв глаза.

Сил выяснять, что это за цирк, не осталось.

Я втиснулся рядом, приобнял её, чтобы не свалиться, она пристроила голову мне на грудь, и мы крепко уснули.

История двадцать седьмая. «Акири брано десабильо — Правда любит сражаться голенькой»

Открытый космос, «Персефона»

— Поросёнок ты, Данька! — сказал я прямо в распахнутые глаза. — Судя по перепутанным волосам и измятой физиономии, Данини проснулась от силы на пару секунд раньше меня. — Я даже Мерису вчера не отписался!

Эйнитка завозилась, выпутываясь из моих рук и сбитого одеяла. Я потянулся шлёпнуть её пониже спины.

Данини превентивно ойкнула и спаслась в санузел.

— Недолго там! — предупредил я и заправил растерзанную кровать.

Сон мне приснился перед пробуждением странный. Я видел Данни с обоими моими детьми на руках.

Спросил: «А где ТВОЯ дочь?»

«А ты не видишь?» — нахмурилась эйнитка, и я понял вдруг, что глаза у неё не бирюзовые, а зелёные.

И вообще у Данни — не её лицо. Но я не успел понять, чьё — проснулся.

— Данька, выметайся! — пригрозил, услышав шипение сушилки. — Мне отчёт писать надо!