Прозрение

В первое же утро осады Сенат направил депутацию в башню над Речными воротами, желая предложить противнику вступить в переговоры и объяснить причины столь беспричинной и наглой агрессии. Однако генералы Казикара от переговоров отказались и позволили своим солдатам выкрикивать оскорбления и насмешки в адрес наших сенаторов. Одним из этих сенаторов был Алтан Арка. Я видел, как он вернулся домой, черный от гнева и унижения.

На следующий день Сенат провозгласил одного из своих членов диктатором Этры; им стал Канок Эреко Бахар. Это был древний титул, о котором вспоминали лишь в случае крайней необходимости, присваивая его временному верховному командующему. И всей нашей жизнью сразу стали править новые правила и указы. Прежде всего, ввели строгий учет продовольствия: все запасы провизии были свезены из домов и собраны в просторных общественных складах на рынке; продукты выдавались с поистине ритуальной четкостью и пунктуальностью; пытавшихся утаить продовольствие повесили на площади перед Гробницей Предков. Все мужское население от двенадцати до восьмидесяти лет было записано в оборонительные отряды, которыми командовала городская стража. Что же касается рабов-мужчин, то в начале осады многих снова позапирали в амбарах и мужских Хижинах. Нам, например, Отец Арка попросту запретил выходить по ночам за пределы нашего двора; кстати, точно такой же строжайший комендантский час был вскоре введен приказом диктатора и во всем городе. Было очевидно, что рабы-мужчины, крайне необходимые для самых различных работ, стали совершенно бесполезными, поскольку их запирают, точно телят, когда хотят, чтобы животные поскорее набрали вес. И диктатор Бахар издал следующий декрет: рабы по-прежнему остаются собственностью своего хозяина, однако сейчас в связи с чрезвычайным положением они поступают в распоряжение города и Сенат может затребовать группу рабов из любого Дома и присоединить ее к гражданской трудовой армии, проживающей в казармах. Раб, получивший такой приказ, немедленно переезжает в казармы и выполняет ту или иную работу под командованием нашего ветерана, генерала Хастера.

Впервые меня послали в казармы в июне, после почти двух месяцев осады. Я был даже рад этому; мне хотелось быть полезным своему городу и своему народу, и пребывание в классной комнате Аркаманта казалось мне постыдным, слишком уж далеки были там повседневные страхи и заботы Этры. Я страстно мечтал уйти и присоединиться к взрослым мужчинам и был настроен чрезвычайно патриотично, как и большинство обитателей Аркаманта да и жителей города в целом. Когда миновали первые ужасы и потрясения осадного положения, мы обнаружили, что вполне можем жить и в весьма суровых условиях, по строгим правилам, при минимуме пищи, терзаемые бесконечной тревогой и со всех сторон окруженные врагом, стремившимся сокрушить нас если не огнем и мечом, то голодом. Оказалось, что и в такой ситуации можно не просто жить, но жить хорошо, не теряя надежды и чувства локтя.

Сэл пришла ко мне вечером накануне того дня, когда я должен был отправиться в казармы гражданской армии. Она была беременна, но это ничуть ее не портило: глаза горели, смуглая кожа так и светилась. Мы, разумеется, давно уже не получали от Явена никаких известий, но Сэлло была уверена: если с ним что-нибудь случится, она непременно сразу это почувствует, так что пока у него все хорошо.

– Вот ты всегда все помнишь, – сказала она, улыбаясь и обнимая меня. Мы с ней сидели на школьной скамье, как когда-то в детстве, и она, помолчав, спросила: – А помнишь, ты мне рассказывал об одном своем видении – ты еще часто его потом вспоминал? Оно ведь было в точности похоже на самое начало этой войны, на тот, самый первый налет. А ты это видел задолго до этого… Я вот ничего такого не вижу. Зато я кое-что понимаю. Я в этом уверена. Помнишь, старая Гамми говорила нам: «У людей с Болот есть странные способности…»? Сэлло засмеялась и ласково подтолкнула меня.

– Ох, Сэл, – сказал я, – а ты никогда не думала о том, что хорошо было бы попасть туда, на эти Болота? Увидеть места, откуда мы родом?

– Нет. – Она помотала головой и снова засмеялась. – Я хочу быть здесь, с Явеном-ди, и чтобы он почаще бывал дома, и чтобы не было никакой осады и было сколько угодно еды!.. А вот тебе… Может быть, тебе все же удастся туда поехать, когда кончится осада. Вот станешь ты ученым, начнешь путешествовать… Для начала тебе, наверное, разрешат покупать в других городах книги, как, например, Мимену. Он ведь часто ездит в Пагади, верно? Вот и ты сможешь путешествовать по всему Западному побережью и на великие Болота сможешь поехать. Там наверняка у всех такие же длинные носы, как у тебя. – Она погладила меня по носу. – Или как у аистов. Ах ты, мой Клюворыл! Вот увидишь, все так и будет!

Сотур тоже зашла ко мне накануне моей отправки в казармы, и это произвело на меня столь сильное впечатление, что я совершенно утратил дар речи. Она вложила мне в руку маленький кожаный кошелечек и сказала, улыбаясь: