Пруд двух лун

Когда все уже спускались по склону холма, Ишбель нахмурилась и вполголоса сказала Мегэн:

— Не странно ли, что Изолт оказалась столь сильной в стихии духа, тогда как Изабо — столь слабой? Можно подумать...

С детства привыкшая прислушиваться ко всему, что происходит вокруг, Изолт заинтересованно подняла глаза и была очень удивлена, увидев, как впалые щеки Мегэн впервые со времени их знакомства залила краска. Что такого было в этом замечании, что могло смутить Мегэн? И неужели Изолт действительно оказалась хоть в чем-то лучшей? Она уже привыкла, что ее постоянно сравнивают с ее сестрой, и это сравнение всегда оказывается не в ее пользу. Она с интересом смотрела на румянец Мегэн, но старая ведьма метнула в ее сторону предостерегающий взгляд и ничего не сказала.

Остаток дня они провели в праздности, поскольку все очень устали от Испытаний. Мегэн настояла, чтобы Лахлан и Изолт находились порознь, поэтому Облачная Тень увела крылатого прионнса в сады к другим Селестинам. Позже Изолт услышала, как он пел для них, и почувствовала, что ее наполняет нежность. Как далеко Лахлан ушел от того угрюмого подозрительного горбуна, каким он был при их знакомстве! Она подумала о том, были ли столь же сильно заметны изменения, которые произошли с ней самой.

День клонился к вечеру, Купальский праздник был в самом разгаре, когда Латифа отыскала Изабо. Та как раз собралась присесть за длинный стол и перекусить хлебом с медом. Как-то так получилось, что за весь день во рту у нее не было ни крошки. Она уже чуть было не впилась зубами в кусок хлеба, когда Латифа поймала ее за руку.

— Погоди, девочка, поешь попозже. Пойдем со мной. Я хочу, чтобы ты вычистила печь.

Сьюки состроила Изабо сочувственную гримаску, видя, с какой неохотой рыжеволосая девушка встала из-за стола. Все служанки терпеть не могли чистить печь, которая нагревала водяные трубы, поскольку работа это была нудная и грязная, её обычно приберегали для самых низших поварят. Все гадали, что же такого натворила Изабо, чтобы так рассердить Латифу, если ее наказание было столь суровым. Изабо и сама была озадачена.

К ее удивлению Латифа повела ее в совершенно противоположном направлении. Они поднялись по узенькой черной лестнице, выше комнат служанок, выше, чем Изабо когда-либо забиралась. По длинным галереям, узким коридорам и извилистым лестницам Латифа провела ее в самую старую часть дворца. Залы здесь были узкими, а их стены были сделаны из серого камня, а не из сияющего голубого мрамора.

Позвякивая ключами, висящими у нее на талии, Латифа остановилась посреди коридора и отдернула складки старинных занавесей. За ними скрывалась небольшая дверца. Латифа пошарила в своей массивной связке и выудила длинный ключ с богато украшенной головкой, отперла дверь, и они проскользнули внутрь. Изабо почувствовала, что ее любопытство начинает разыгрываться не на шутку.

Они стояли в темном помещении. На кончике пальца Латифы взметнулось высокое пламя, и кухарка, махнув другой рукой, сделала Изабо знак идти за ней, Изабо шагнула в колышущуюся тьму, осторожно выбирая, куда ступить. Повернувшись спиной к Латифе, она подняла правую руку и попыталась сделать так же, как та. Но ей удалось высечь лишь крошечную искорку, так что она засунула руку обратно под фартук — ко второй, изуродованной.

Они подошли к темной винтовой лестнице и начали подниматься вверх. В темноте бешено метались тени и слышалось шумное пыхтение Латифы. Лестница привела их в круглую башню, и они очутились в теплом сумраке. На каждом витке лестницы было высокое окно, а напротив него — старинная дверь с грязным и покрытым паутиной замком. Сначала сквозь стрельчатые окна были видны лишь серые стены и крыши, незнакомые Изабо даже после всех тех недель, что она исследовала дворец. Потом они поднялись над зданием, стоявшим перед башней, и Изабо разглядела темные леса Равеншо. Через несколько витков она начала различать за остроконечной крышей дворца проблески залива. С каждым поворотом вид становился все более широким и великолепным.

На вершине башни оказалась небольшая комнатка с огромными арочными окнами, большими по высоте, чем сама Изабо, открытыми воздуху. В амбразурах засвистел ветер, он принялся играть завязками чепца Изабо и взметнул вверх ее фартук.

Открывавшийся вид заставил ее вскрикнуть от восторга, ибо за Бертфэйном расстилалось море. За ними садилось солнце, и башня отбрасывала длинную тень на крышу дворца. Вода казалась фиолетово-голубой дымкой, закат раскрашивал острова в цвета пламени. Из другого окна местность казалась утопающей в океане бархатистых абрикосовых сумерек, в котором там и сям уже начинали зажигаться крошечные искорки огней. Четыре высоких подсвечника стояли в четырех углах комнаты, указывая стороны света.

— Зачем мы сюда забрались? — спросила Изабо.