Пруд гиппопотамов

– При всём моём уважении, сэр, вы не этого сделали. Вы приказали мне, если память не изменяет, а я уверен, что это так, сопровождать Нефрет в ту комнату, что я и сделал, и, поскольку у меня сложилось чёткое впечатление, что вы хотели, чтобы она оставалась там, хотя это распоряжение также не было особо оговорено, я также остался в салоне, поскольку Нефрет явно стремилась покинуть комнату – что, – заключил Рамзес, внезапно задохнувшись и содрогнувшись, – она ​​и осуществила.

Нефрет, чья золотая головка виднелась за спиной Рамзеса на лестнице, очевидно, резко толкнула его, вызвав сбой в дыхании и содрогание. Однако он не двинулся с места и вытянул руки, чтобы она не могла пройти дальше.

– Вернись назад, – распорядился Эмерсон.

– Но, отец, этот джентльмен… – снова начал Рамзес, и тут Нефрет произнесла по-нубийски громкую фразу. Я разобрала только имя Рамзеса, но не питала иллюзий относительно содержания.

– Ад и проклятие! – завопил Эмерсон. – Провалиться мне на этом месте, я приехал сюда, чтобы продемонстрировать твоей дорогой маме сюрприз, приготовленный для неё, и показать ей всё до мелочей – каждый чёртов шкаф, каждый проклятый уголок и каждый дьявольский гвоздь в каждой клятой стене! Убирайтесь с лестницы, вы оба, или я… я…

– Да, отец, конечно. Нефрет должна идти первой. – Рамзес оглянулся через плечо и ухмыльнулся так, что любая здравомыслящая женщина отвесила бы ему пощёчину. Нефрет попыталась. Затем она отправилась вниз, щёлкая каблуками, как кастаньетами, а Рамзес последовал за ней на безопасном расстоянии.

– Такие милые, послушные дети, – невинно бросила я.

– Нормальные, во всяком случае, – усмехнулся Эмерсон. – Ну всё, иди за мной и визжи от восторга через определённые промежутки времени, иначе я… я…

Он выполнил своё обещание – но очень быстро и кратко, так как снизу доносились звуки перепалки.

Я неустанно делала одну заметку за другой во время обхода. Внизу – так памятные мне! – располагались четыре каюты, две с каждой стороны узкого прохода, и ванная комната с наполненной ванной. Салон тоже выглядел так, как я его помнила, с высокими окнами в изогнутой стене; обшивку из слоновой кости недавно покрасили, а позолоченную отделку обновили. С неописуемым взрывом чувств я поняла, что тёмно-красные шторы вполне могут быть теми же, что мы с Эвелиной выбрали много лет назад. Конечно, они поблёкли и истрепались. Несмотря на эмоции, их придётся заменить. Я сделала заметку.

Эмерсон всё больше унывал по мере удлинения моего списка, поэтому мне пришлось увеличить частоту и интенсивность восторженных воплей. Что оказало аналогичное успокаивающее воздействие на Абдуллу. Его взгляд, полный мрачных предчувствий (поскольку у него и у меня имелись небольшие разногласия в вопросе о надлежащем обустройстве), вскоре сменился улыбкой; и действительно, у меня не хватало духу жаловаться. Я поняла, что мне нужно изобрести какую-то уловку, чтобы совершить необходимые покупки, так как и Абдулла, и Эмерсон абсолютно не осознавали наличие каких бы то ни было недостатков.

– Что ж, до завтра, – объявил Эмерсон. – Мы приедем рано, Абдулла. Всё должно быть готово.

– Э-э… ​​возможно, нам следует поговорить с капитаном, Эмерсон, – предложила я.

Он вместе со всей командой уже ждал нас; бурный обмен приветствиями с Абдуллой и яростная реакция Эмерсона на новости о посетителе помешали нам приветствовать их, как полагалось бы. Я поспешила компенсировать эту неучтивость избыточной приветливостью. Реис[52], высокий, мощный малый с аккуратной чёрной бородой, был исключительно похож на моего бывшего капитана Хасана, и я не удивилась, узнав, что он – сын последнего.

– Я слышал множество историй о вас, Ситт Хаким, – сообщил он; в спокойных чёрных глазах сверкали те же весёлые искорки, с которыми его отец часто смотрел на меня.

– Держу пари, так и есть, – согласился Эмерсон. – Надеюсь, ваш уважаемый отец здоров? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Итак, Хасан, мы отправляемся завтра.

Египтяне давно привыкли к манерам Эмерсона, которые по арабским меркам были чрезвычайно неуместны. Хасан улыбнулся и сообщил с максимально возможной вежливостью, что мы не сможем отплыть на следующий день. Повар не смог раздобыть овощи надлежащего качества, рулевой повредил спину и так далее. Я ожидала этого, потому и не спорила с Эмерсоном о времени отъезда. После некоторого обсуждения и (со стороны Эмерсона) ряда ругательств удалось достичь компромисса. Отбытие назначили на четверг, через два дня.

Мы вытащили кошку, Нефрет и Рамзеса из салона, где они осматривали библиотеку, и вернулись в наш экипаж. При выезде из гостиницы у Рамзеса была шляпа. Когда я спросила его, что с ней случилось, он ответил ещё бесстрастнее, чем обычно:

– С сожалением признаюсь, что не знаю, мама. – И, не переводя дыхание, продолжил: – Кто был этот тучный джентльмен и чего он хотел?

– Надеюсь, он не твой друг, – подхватила Нефрет. – Какой ужасный человек! Он похож на статуэтку Таурт[53].