Пруд гиппопотамов

– Я не знаю, почему я пытаюсь держать тебя в неведении, Пибоди. Твоё собственное мрачное воображение, вероятно, уже подсказало тебе ответ. Для Риччетти не существовало ничего, что он мог бы посчитать слишком отвратительным. Предательское уничтожение, убийства, пытки и устрашение. Его соперники знали: бросая ему вызов, рискуют не только они сами, но и их друзья и семьи. И даже их дети.

Этого оказалось достаточно. Интеллект и воображение (а я исключительно одарена и тем, и другим), объединившись, вызвали появление перед моими глазами серии ужасных картин. Невозможно каждое мгновение охранять всех, кого любишь, а дети особенно уязвимы.

Даже мои.

– Эмерсон! – воскликнула я. – Рамзеса и Нефрет нужно предупредить. Она не такая робкая и беспомощная, как ты полагаешь, и сможет лучше защитить себя, если узнает правду.

– Успокойся, Пибоди. – Эмерсон сжал меня в объятиях. – Ты думаешь, этот ублюдок осмелится напасть на мою жену или моих детей? Он достаточно хорошо знает меня. Ложись спать, дорогая, и забудь о своих фантазиях.

И всё же странное предчувствие (часто возникающее в моей душе) подсказывало мне, что он был уверен в сказанном не больше меня.

3. ВОЗДЕРЖАНИЕ, КАК Я ЧАСТО ЗАМЕЧАЛА, ПАГУБНО ВЛИЯЕТ НА ХАРАКТЕР

С точки зрения общества наша вечеринка прошла с большим успехом. Да и как могло быть иначе, когда множество старых знакомых собрались вместе, обсуждая египтологию и безобидно (а на иное меня не уговоришь) сплетничая об отсутствующих друзьях? Среди последних были профессор Питри и женщина, на которой он недавно женился. Неважно, по какой причине, но они отсутствовали, хотя Эмерсон, скорее всего, назвал бы Питри дружелюбным соперником, нежели другом. (И вполне мог опустить прилагательное.) Что касается меня, я испытывала только самые добрые чувства к миссис Питри, хотя она постоянно отказывалась от моих приглашений и (как мне сообщили) отпустила в мой адрес несколько критических замечаний.

Преподобный мистер Сейс весьма занимательно описал миссис Питри. Его первое знакомство с ней произошло, когда она спускалась по лестнице, и клерикальные очи были потрясены, узрев под свободной туникой голые икры и бриджи, доходившие только до колена[61].

Осознав с некоторым запозданием, что уничижительный комментарий о дамах в штанах может выглядеть критикой некоторых из присутствующих, он поспешно добавил:

– Но вы, миссис Эмерсон – это совсем другое. Ваши турецкие… э-э… брюки довольно... Они не так...

– Демонстрируют формы?

Преподобный вспыхнул. Я не удержалась от того, чтобы поддразнить его, и весело продолжала:

– Но вы ещё не видели мой новый рабочий костюм, мистер Сейс. Те самые турецкие… э-э… брюки были слишком просторны для удобства; я заменила их брюками менее щедрого покроя, но, конечно, вместе с ними ношу длинную куртку, закрывающую – если вы извините за упоминание о них – бёдра. Я просто при следующей встрече дам миссис Питри несколько дружеских советов. Где они работают в этом году?

Преподобный с благодарностью воспользовался сменой темы.

Несколько наших друзей не смогли присутствовать на ужине. Месье Масперо, который (при всеобщем ликовании) вернулся на пост главы Ведомства древностей, находился в Луксоре вместе с Говардом Картером, новым инспектором древностей в Верхнем Египте. Для Говарда это назначение стало блестящим достижением, и по моему предложению мы все подняли бокалы, чтобы поздравить его и мистера Квибелла, занимавшего соответствующий пост в Нижнем Египте.

Я усадила мистера Ньюберри между собой и Эмерсоном. Поскольку мы с Нефрет являлись единственными дамами среди присутствовавших, надлежащий баланс между мужчинами и женщинами было невозможно соблюсти, и я вполне могла проигнорировать это правило, так как мне было чрезвычайно любопытно узнать, почему Эмерсон так увлёкся званым ужином, поскольку он вечно огрызался и возражал против подобных мероприятий. С тем же успехом я могла вообще ничего не предпринимать. Эмерсон не произнёс ни слова, которое дало бы мне хоть малейшую подсказку, и не намеревался обсуждать эту тему позже, когда мы остались наедине. Я была так недовольна им, что всерьёз подумывала отказаться реагировать на действия, предпринятые им, чтобы отвлечь меня. Но поскольку я знала, что отвлечение было не единственной причиной, по которой Эмерсон начал эти действия, отсутствие реакции выглядело бы детской обидой и мелочным поведением.

На следующее утро мы отправились на борт дахабии. Три дня миновали без особых происшествий, и ни словом никто не обмолвился ни о Человеке-Гиппопотаме, как его прозвала Нефрет, ни о таинственном мистере Шелмадине. И никаких тел, извлечённых из Нила. Так, по крайней мере, мне сообщил джентльмен из управления полиции, которого я как-то посетила днём, в то время как Эмерсон думал, что я наношу визиты. (Я действительно наносила визиты – в полицию. Я порицаю увиливание и прибегаю к нему только тогда, когда этого требуют обстоятельства.)