Prudentia

Самую тяжелую работу взяли на себя сервусы, бездумные биологические машины с пустым, точно бесцветное лангобардское небо, взглядом. Способные лишь к выполнению самых простейших операций, однако наделенные огромной силой, они снимали броневые пластины обшивки, чистили банниками еще раскаленные орудия и загружали в боеукладку снаряды – уже не имитационные, а боевые. Иногда сервусы сталкивались между собой или роняли на землю инструмент, и тогда слуги беззлобно отвешивали им тумаки, которые те, впрочем, даже не ощущали. Уцелевших нейронов в их черепах не хватало для того, чтобы понять смысл боли или ощутить все ее многообразие, Святой Престол давно избавил их от нее, как и от многих прочих вещей.

Более тонкую работу выполняли оруженосцы и пажи. Вчерашние мальчишки, они с обезьяньей ловкостью взбирались по доспеху на самый верх, чтоб отполировать сияющую на солнце сталь и бережно протереть тряпицами антенны. Самые проворные уже бережно терли герб Туринской марки на груди великана – замершего на синем поле ярко-желтого тельца.

Гримберт с удовольствием обвел взглядом контур своего доспеха. Исполинского роста, возвышающийся выше антенной мачты, сияющий свежим золотом, уставивший в землю зевы своих двенадцатидюймовых орудий, он внушал почтение и трепет, даже будучи лишенным той искры, что давала ему жизнь, – самого Гримберта. Тысячи квинталов брони, водруженной на мощнейшие опоры, прячущие внутри самое сложное оборудование из всего, что только мог предложить Святой Престол, «Тур», как бы богохульно это ни звучало, выглядел исполинским золотым изваянием, водруженным в центре походного лагеря.

В свое время, вспомнил Гримберт, ему даже пришлось выдержать серьезную битву с епископом Туринским за право даровать своему доспеху надлежащую цифровую сигнатуру. Он должен был именоваться «Золотым Туром» и никак иначе. Однако епископ категорически возражал против этого имени, полагая его еретическим, отсылающим к презренному идолу, что изготовил из золота Аарон, брат Моисея, когда тот поднялся на гору Синай[14]. Чтобы убедить епископа забыть про свои предубеждения, ему потребовалось четыре с половиной тысячи флоринов, что составляло пятьсот десять тройских унций[15] золотом. Вполне изрядный вес для подкупа прелата такого уровня, однако Гримберт для надежности увеличил его еще на четверть ливра бумаги – именно такую массу имело одно личное письмо, кстати оказавшееся у него, живописующее некоторые привычки, которые его преосвященство приобрел во время своей службы в мужском монастыре Монте-деи-Капуччини. Совокупный вес его подношения оказался как раз достаточным для благоприятного разрешения вопроса. В самом скором времени епископ Туринский самолично освятил «Золотого Тура», назвав его надеждой восточных земель и непобедимым рыцарем, несущим в сердце свет христианской веры.

Святошам еще не раз довелось согревать свои руки теплом туринской казны. За то, чтоб заполучить в свое распоряжение технологии, охраняемые Святым Престолом, тоже предстояло изрядно раскошелиться. Фазированная антенная решетка – шесть тысяч флоринов. Гироскопические датчики угловой ориентации – четыре тысячи. Система искажения магнитного поля – восемь тысяч. Комплекс активной защиты – четырнадцать…

Это было похоже на сооружение монументального дворца, каждая колонна которого призвана была затмить величие обители императора в Аахене. Счета росли день ото дня, вводя в ужас его майордома и вызывая оторопь у казначея. Противокумулятивные экраны. Металлокерамическая защита бронекапсулы. Особые марки гомогенной брони для защиты ходовой части. Черт возьми, одна только система управления огнем, способная сопровождать две дюжины активных целей, обошлась ему в целое состояние!

Часть этих технологий он мог бы получить по куда более сходной цене – если бы согласился принять постриг в какой-нибудь монашеский орден из числа тех, что сотнями прилепились к туше империи, подобно тому, как бубоны прилепляются к телу страдающего от чумы. Но Гримберт по здравом рассуждении отказался от этой мысли. Оммаж по отношению к императору и без того налагал на него многие и многие обязанности как вассала, однако отдавать свою душу и тело в распоряжение Святого Престола определенно было чревато не меньшими хлопотами. Ему не улыбалось окончить свои дни в радиоактивной канаве где-то под Иерусалимом. Не до того, как он закончит намеченные много лет назад дела.